1404 словаМиссис Эвердин такая, какой он запомнил ее в Тринадцатом дистрикте: деловая, занятая, нужная. Она целует его в щеку, быстро приобнимает – ее жесты теперь лишены материнской ласки, только клиническая доброжелательность. Она коротко спрашивает его о его делах, выслушивает такие же сжатые ответы, избегая встречаться глазами. Кивая, осматривает запястье, которое Гейл сильно ушиб неделю назад: в шторм отбило несколько лодок от пристани, и Гейл кинулся помогать бедняку-рыбаку вернуть из пасти стихии нажитое тяжелым трудом единственное средство пропитания. Волна швырнула лодку о волнорез, запястье попало прямо между камнем и бортом. Миссис Эвердин еще раз замечает, что ему повезло, что рука не сломана. «Да, повезло», - хмыкает Гейл, а про себя считает секунды до окончания приема. Каждая из них отбивает в висках одно и то же имя «Примпримпримприм…». Гейл каждый раз задается вопросом, знает ли миссис Эвердин о том, что это он, Гейл создал те бомбы? Рассказала ли ей Китнисс?
- У них была церемония на той неделе, - говорит миссис Эвердин, не отрываясь от его больничной карты. Некоторое время лишь скрежет ее ручки по бумаге разделяет их молчание, прежде чем она продолжает: - Китнисс и Пит поженились в прошлую пятницу. - Вы там были? На свадьбе? – Глухо спрашивает Гейл. - Нет, - ровным голосом отзывается миссис Эвердин. – Хеймитч рассказал. Он звонит время от времени. Пит у него просил руки Китнисс. Что ж, это верное решение. Гейл тупо кивает. Он принимает информацию и тут же отшвыривает ее в самый дальний уголок сознания, чтобы подумать над ней потом. Когда-нибудь потом. Он понимает, что в том самом уголке у него скопилось уже достаточно. Миссис Эвердин коротким кивком дает понять, что прием окончен, и они обмениваются очередными неловкими объятиями. Гейл стремительно покидает смотровую, закрывает за собой дверь, переводит дыхание. Боль в висках начинает тихонько проходить. Он поднимает глаза и видит перед собой невысокую хрупкую девушку с ребенком.
Он не сразу вспоминает имя. Но имя мальчишки угадывает моментально. - Энни, - говорит он, не надеясь, что она вспомнит его. Она кивает в ответ: - Гейл, - ее улыбка мягкая, глаза глубокие и печальные, но теперь Гейл вспоминает, что раньше он не видел в ее чертах и намека на нежность, которая, видимо, пришла к ней с материнством и сгладила нервозность и беспокойство.
Вечером он оказывается в ее доме, за одним столом с миссис Эвердин. Ужин проходит тихо, они говорят на мирные темы, плавно обходя стороной все, что может напомнить о войне, о Финнике, Голодных Играх. Миссис Эвердин снова рассказывает о свадьбе Китнисс (и Гейл начинает думать, что она рада событию и тому, что ее старшая дочь не осталась одна), Энни замечает, что Пит звонил ей пару дней назад. Гейл пытается скрыть удивление, узнав, что они поддерживают связь. Хотя, он вообще практически ничего не знает о том, что происходит в Двенадцатом Дистрикте за исключением содержания сухих отчетов от местных властей. Энни мягко интересуется в пустоту, сменит ли Китнисс фамилию? Миссис Эвердин пожимает плечами, не отрывая взгляда от тарелки. Гейл чувствует пустоту, которая не исчезает до конца ужина, разливаясь вязкой чернотой где-то в желудке.
Он помогает Энни вымыть посуду, стоит с ней бок о бок, вытирая тарелки. Из гостиной доносится лепет малыша Финна, мягкий голос миссис Эвердин. Гейл хочет приблизиться к ребенку, взять его на руки, улыбнуться беззаботности. Он хорошо помнит Пози, когда та была совсем крохой, у него никогда не возникало проблем с ней. Но он только следит, как Энни берет сына на руки, укачивает его; он наблюдает за тем, как ребенок прижимается головкой к ее смуглому плечу, как устало опускаются его ресницы. Если бы Гейл был художником как Пит, то обязательно бы захотел нарисовать эту картину. Гейл откидывается в кресле и, наконец, начинает чувствовать что-то, напоминающее спокойствие. Он не слышит, как уходит миссис Эвердин. Он закрывает глаза и засыпает, убаюканный тихой колыбельной, которую Энни напевает Финну. А, может быть, и им двоим.
Утром он берет волю в кулак и уводит Финна на пляж, строить башни из песка и ракушек. Страх проходит медленно, и вскоре он уже видит перед собой не больные глаза Финника в последний момент перед смертью, а улыбчивого малыша с задорным смехом и ямочками на щеках. В обед он отправляет в штаб прошение от отпуске, а вечером Энни берет его и Финна на прогулку на яхте. На следующее утро Гейл лезет на крышу, чтобы залатать пару дыр, а Энни покупает на ужин его любимую рыбу. Миссис Эвердин снова заглядывает на ужин, и в этот раз они не вспоминают о Китнисс и Пите, и Гейл считает, что так даже лучше. Но на выходных раздается телефонный звонок, и Гейл берет трубку. Он слышит знакомый мужской голос, даже помехи не скрывают растерянность, когда Пит переспрашивает: «Энни?» Гейл молча передает трубку девушке, забирает Финна и они снова удаляются на пляж. Гейл знает, как мальчишка любит воду и бесстрашно лезет в волны. Когда они возвращаются, Энни молчалива и задумчива; она часто бросает взгляд на фотографию Финника, единственную, выставленную на обозрение гостям.
Когда его отпуск заканчивается, Энни провожает его на вокзал и целует в щеку. Она просит его вернуться. И он возвращается: в штабе Второго были немало удивлены, когда Гейл Хоторн настоял о своем переводе в Четвертый Дистрикт. Через год Энни целует его – неожиданно и абсолютно спонтанно. Он переезжает в ее дом через три недели. Дыра в его сердце начинает наполняться радостью, и запахом моря, и смехом Финна, и ощущением нужности кому-то. Гейл понимает, что заботиться о ком-то по любви гораздо легче и приятнее, чем забота по необходимости или из чувства долга, потому что теперь он понимает разницу. Он чаще поднимает телефонную трубку, чтобы позвонить матери, он привыкает к регулярным звонкам Пита, и пару раз они даже имеют несколько сдержанных коротких бесед. Гейл поздравляет его со свадьбой, но не спрашивает о Китнисс; он решает, что рядом с Питом она будет всегда в порядке, и этого ему достаточно.
Он часто замечает, как Энни смотрит на фотографию Финника, подолгу, будто ведя с изображенным на ней человеком беседу. Но он не ревнует, не завидует, не злится. Он все понимает, и он видит, что теперь Энни улыбается фотографии хитро, ясно, и лишь в уголках губ кроется легкая грусть, которая никогда не уйдет.
Лет через десять Гейлу придет в голову мысль, что если Китнисс была из рода певчих птиц, которые кидаются сердцем на розовый шип, то Энни была похожа на загадочную русалку, которая своей песнью захватывала в плен сердца заплутавших во тьме странников. Финник был таким же: потерянным мальчишкой, невинность которого отобрал и осквернил Капитолий, и Энни излечила его своей любовью. Гейл был усталым парнишкой-охотником, детство и юность которого украла война, пока колыбельная Энни не сгладила его очерствевшее сердце бальзамом умиротворения . Гейл не сразу понимает, что он счастлив.
Исполнение 2. Получилось скорее Гейл|Энни, но оно само вылезло). Получился драббл, но ангст там вроде есть)).
579 слов. В первый раз вопрос звучит тем более неожиданно, что обычно они с Энни если и разговаривают, то о новостях из Капитолия или других дистриктах, о жизни в Четвёртом, о погоде и море, в конце концов - и эта безобидность тем усыпляет внимание Гейла.
- Что остаётся, когда разбивается сердце? - спрашивает у него Энни, и Гейл мгновенно проглатывает готовый сорваться ответ - "У тебя, по крайней мере, остался сын". Гейл не из тех, кто умеет обращаться словами, не из тех, кто может выжать из себя что-то утешительное, когда потерян сам. Но Энни. кажется, и не ждёт утешения - она смотрит на него, по-птичьи наклонив голову, и в светлых сине-зелёных глазах интереса столько же, сколько и ненавязчивости.
- Разбитое сердце? - наконец отвечает Гейл, пожимая плечами и злясь за такой ответ то ли на себя, то ли на неё. Энни улыбается скорее лукаво, чем обвиняюще:
- Это всё равно, что ничего не сказать.
И, каким бы глупым не был вопрос, Гейл знает, что она права.
Что остаётся, когда разбивается сердце? Гейл может сказать только о своём. Его сердце разбила не Китнисс, как, наверное, можно было бы предположить - два года Голодных Игр и легенда о несчастных влюблённых из Дистрикта 12, конечно, не оставляли им шанса на счастливый конец, но, в самом деле, вы думаете, Китнисс способна разбить ему сердце? Она так глубоко в нём, что уже составляет его часть, а сердце, как он уже понял, куда чаще разбивается снаружи.
Честно говоря - ну правда же, будем честными - он шёл к этому сам. Весь его гнев, вся ненависть к Капитолию, к Сноу, к недосягаемой, безразличной верхушке Панема - всё это тащило его вперёд, к пропасти, и держаться было - нет, он не оправдывает себя, это правда - не за что. Может быть, смерть Прим и была последним ударом. Может быть, нет. Но на самом деле его разбитое сердце - это Двенадцатый, которого больше нет.
Это дом, в который он больше никогда не вернётся.
Зачем она спрашивает, в самом деле? Она - вдова Финника Одэйра, победителя Голодных Игр, героя Восстания, она - та, кого никогда ни в чём не обвинят. Ей самой не в чем обвинять себя. У Энни есть море и её сын, и она улыбается так светло и невесомо, словно не было никогда того, что отняло у неё мужа.
Гейл навещает её, когда выдаётся возможность, и, хотя он не знает, что тянет его сюда - долг ли перед павшим боевым товарищем, нежность ли к оставшемуся без отца ребёнку, тоска ли по тому несбыточному, что призраком следует за ним изо дня в день - он всё равно приходит, и Энни улыбается, открывая ему дверь, принимает подарки, сажает за стол и разговаривает о новом мире так, как будто он не построен на чужой крови.
Может быть, это неправильно. Но в этом доме, где Гейлу обязательно найдётся простая, не отвлекающая от его мыслей работа - починить проводку, заменить протекающий кран или скрипящую половицу, подправить калитку - он чувствует себя гораздо свободнее, чем когда-либо и где-либо в своей жизни.
Наверное, это неправильно тоже. Наверное, он вряд ли заслужил на это право.
- Что остаётся, когда разбивается сердце? - наконец спрашивает он у Энни в один из вечеров. Она пожимает плечами, также, как и он когда-то, но в её взгляде нет неуверенности.
- Осколки. Или - сердце, - отвечает она. - И только со вторым имеет смысл жить дальше. Ты понимаешь?
Гейл не уверен, осталось ли от его разбитого сердца что-то, кроме пепла, но он бы попробовал собрать его снова. Если Энни научит, как.
Энни была похожа на загадочную русалку, которая своей песнью захватывала в плен сердца заплутавших во тьме странников. Финник был таким же: потерянным мальчишкой, невинность которого отобрал и осквернил Капитолий, и Энни излечила его своей любовью. Гейл был усталым парнишкой-охотником, детство и юность которого украла война, пока колыбельная Энни не сгладила его очерствевшее сердце бальзамом умиротворения
Получилось скорее Гейл|Энни, но оно само вылезло). Получился драббл, но ангст там вроде есть)).
579 слов.
До слез ...