[Hunger Fest]

4.19. Китнисс/Пит. R или выше, пост-канон, у кого-то из них произошёл нервный срыв на любой почве, попытки второго вытащить из пропасти.

@темы: выполненные, Пит Мелларк, Китнисс Эвердин

Comments

[Гость]

Прошу прощения у заказчика: рейтинга как такового нет, да и с заявкой подозреваю, что намудрила, но тем не менее...
общее число слов 1726.

1.

Теплая весна сменяется жарким летом с частыми и внезапными ливнями, и Китнисс кажется, что жизнь вновь возвращается к ней с каждой каплей, упавшей с неба, с каждым глотком свежего воздуха в ее родных, незапретных теперь лесах. Она лечится охотой и долгими прогулками, и купанием в озере. Она старается как можно реже оставаться в своем роскошном доме в деревне Победителей, где каждый уголок, каждая чашка напоминает о Прим и о предательстве матери. Китнисс выбирается в отстраивающийся заново город, чтобы усладить глаза возрождающейся торговой площадью, яркими клумбами, за которыми ухаживают волонтеры из Капитолия, новыми жителями из других дистриктов. Иногда ее можно увидеть на вокзале: Китнисс иногда сидит в стороне и разглядывать приезжающих людей. Многие жители Нового Панема стали путешествовать из района в район, свободные от оков тоталитарного режима Сноу, где связь между дистриктами была практически невозможна для простых жителей. Китнисс узнает о новом популярном хобби: волонтерстве; и ей занятна мысль, что кто-то может ездить из дистрикта в дистрикт, предлагать свою помощь и обмен на еду и кров, пока не найдет то самое место, где захочется остаться навсегда.

Увы, у Китнисс Эвердин такой возможности нет. Она осталась одна в своем одиноком пустом доме, наполненном призраками ее прошлого. У нее есть только ее лук, ее леса и два соседа, с которыми она почти не общается. Хеймитч и не пытается делать вид, что присматривает за Китнисс, как поручился в Капитолии; он заливает свое одиночество водкой, и, в общем-то, для него и после революции мало что изменилось: он все так же спит с ножом в обнимку и разводит свинарник в собственном доме.

Пит все еще ее сторонится, потому что боится «эпизодов». Китнисс сторонится его, потому что… она сама не знает почему, и не пытается это понять. Потому что когда она видит силуэт Пита за окном, или ее взгляд натыкается на кусты примулы, которые он посадил у ее крыльца, или утром она обнаруживает свежую выпечку на собственной кухне, ее сердце начинает бешено биться в груди, в ее горле встает комок, в ее животе холодеет. И это так пугает Китнисс, что она старается вообще не думать о Пите Мелларке. Она успокаивает себя мыслью, что одиночество – это самый лучший для нее выход; она, как Хеймитч, справится сама.
А Пит… Пит заслуживает не разбитую игрушку, а настоящую, любящую и чуткую девушку, которая сможет позаботиться о нем, которая подарит ему детей, которая сделает его счастливым. Китнисс уверена, что она сама на это не способна: ни ради Пита, ни ради кого бы то ни было еще.

Но, когда однажды утром она видит в окно, как на крыльцо дома Пита поднимается светловолосая девушка в ярко-голубом платье, в ее груди опять что-то сжимается. Китнисс узнает Делли; ее громкий смех отбивает ритм ударов головной боли, и Китнисс запускает руки в волосы, хватает судорожными кулаками пучки и опускается на стул, уставившись глазами в одну точку и пытаясь понять.
Почему? Почему она это чувствует? Ей ведь плевать на Пита. Она не хочет Пита. Она не должна хотеть Пита: несчастных влюбленных больше не существует.

Через пару дней Делли и Пит проходят по единственной улочке Деревни Победителей в сторону города. Китнисс сидит на крыльце, затачивает острия стрел, смазывает лук, меняет оперение.
Делли кричит:
- Привет, Китнисс! – она широко улыбается, синие глаза сияют, на щеках румянец. На ней блуза в цветочек и грубые шорты на полных бедрах: она выглядит свежей, здоровой и аппетитной – мечта любого мужчины.

И рядом с ней стоит Пит. На губах неловкая улыбка, руки в карманах рабочих брюк. Он не здоровается, но внимательные глаза изучают Китнисс, и он всего лишь коротко кивает ей. Но Китнисс подскакивает с места, острия стрел рассыпаются с колен, и она, нервно пробормотав «Привет», прячется в доме.
Что если Пит и Делли?... Что если Питу она больше не нужна? Что если он и впрямь?... Ведь должно быть все равно! Ведь должно быть по-другому!
Китнисс слышит, как за входной дверью снова шуршит гравий под ногами Делли и Пита, слышит, как они тихо переговариваются, слышит голос всегда неунывающей Делли. Она дотрагивается до собственного лица и понимает, что ее щеки предательски мокрые.

[Гость]

2.

Два дня она не вылезает из постели, то пытаясь понять, почему ней так плохо от одной только мысли, что Пит может быть увлечен другой девушкой, то пытаясь отогнать от себя эти мысли. Сальная Сэй приносит ей завтрак в комнату, но Китнисс не притрагивается ни к рагу, ни к теплому ароматному хлебу. На третий день она снова слышит за окном смех Делли; она ненавидит Делли, ненавидит ее смех, и ее круглое дурацкое лицо, и ее привычку обнимать всех при встрече, и ее...
Китнисс слышит, как на первом этаже открылась дверь, впуская Сэй, как она шаркает сразу на кухню, а потом Делли снова смеется и кричит «Пит! Пит!». Какая-то сила заставляет Китнисс выбраться из кровати и выглянуть в окно, и она видит, как Делли танцует на лужайке, выставив одну руку вперед, в кулаке что-то зажато. А Пит стоит на крыльце и улыбается, скрестив руки на груди, и выглядит спокойным и довольным, и он говорит что-то, и Делли подскакивает, прерывает свой танец и бежит к нему, и обхватывает руками его шею, и Пит снова смеется, и обнимает ее в ответ.

Руки Китнисс трясутся. Она отшатывается от окна, но картина снова встает перед глазами. Она пятится, и упирается спиной в дверь ванной. Она натыкается взглядом на свое отражение в стекле, на свои безумные пустые глаза, бледные щеки, спутанные волосы. Она представляет себе, как Делли прикасается своими розовыми губами к губам Пита, она вспоминает губы Пита на своих губах. Китнисс глухо стонет, пытается избавиться от призраков перед глазами, пытается спрятаться от них за ладонями, но фантазия подсовывает ей Пита в объятиях Делли, ее округлое тело накрывает его, ее мягкие руки скользят по широкой груди Пита, ее зубы прикусывают его плечо, ее бедра мягко двигаются в одном ритме с его.

Китнисс кричит. Она хватает с тумбы фужер с водой и кидает его об стену, и звук бьющегося стекла перекликается со стоном призрачной Делли, грудь которой сжимает рука Пита, но не заглушает его. Китнисс снова кричит, потому что картинка в темноте закрытых глаз не исчезает, она ритмично вспыхивает яркими всполохами, и не пропадает, даже когда Китнисс падает под ледяной душ. Где-то поблизости раздается голос Сэй, но Китнисс снова глухо кричит, потому что ей страшно, потому что паника охватывает ее полностью, потому что она не знает, как выбраться.
Потому что это похоже на один из ее кошмаров, вот только она не спит, а ужасные видения не пропадают.
- Пит! – кричит она.
Потому что он во всем виноват. Он и его дурацкая доброта. И его дурацкая теплота.
- Пит! – снова кричит она, потому что не знает, кого еще позвать.

Перед глазами теперь только вспышки, и где-то снова среди всполохов доносится голос Делли. Чьи-то руки грубо хватают ее за плечи и вытаскивают из ванной, Китнисс чувствует мерзкий запах алкоголя на своем лице:
- Эй, детка, очнись, - говорит Хеймитч, и Китнисс думает, что его голос звучит почти испуганно.
Она пытается открыть глаза: получается не с первого раза, и Китнисс с облегчением понимает, что призрачная обнаженная Делли пропала, что вокруг прежний тусклый новый мир, где Прим мертва, где мать ее бросила, а она в одиночестве просыпается от собственных кошмаров каждую ночь.

Хеймитч бледен, его руки больно сжимают ее плечи, а Китнисс бьет крупная дрожь. Она отпихивает его от себя и снова падает на пол. Она чувствует себя пустой, ненужной.
- Да что с тобой? – раздраженно бросает Хеймитч. – Поднимайся, детка.
Китнисс даже не отвечает. Она снова закрывает глаза, но там пугающая темнота. Она открывает глаза – и тут солнечно, но больно. Она чувствует себя загнанной в тупик, ей страшно, к горлу снова подступает паника.
- Пит, - бормочет она. – Где Пит?

Ее тошнит, но желудок пустой после двух дней голодовки, и она всего лишь корчится в спазмах. Ее щеки снова мокрые, и она упирается кулаками в пол, с единственной целью, чтобы не упасть, потому что сил, чтобы подняться у нее уже не осталось.
Вокруг витают обеспокоенные голоса, глухие слова и ненужные фразы, и кто-то снова прикасается к ее плечу, и Китнисс снова пытается отпихнуть благожелателя прочь, но слышит только:
- Это я, Китнисс, это я.
Китнисс громко стонет, в глазах все плывет от слез, но она различает лицо Пита, его светлые волосы и голубые пятна глаз в размытом силуэте. Он совсем близко, его ладони гладят ее спину, и ее волосы, и она падает головой к его плечу и снова глухо стонет:
- Пит, Пит, Пит…
А он отвечает:
- Я здесь. Здесь, - а потом раздраженно, в сторону: - Уходите!

Китнисс обхватывает его и громко плачет. Ей хочется сказать столько слов, хочется признаться в собственной глупости, но из скованного паникой и рыданиями горла вырываются только измученные стоны. Пит обхватывает ее руками, прижимает к своей груди, притягивает к себе ее тело и не перестает шептать «Я здесь, я здесь». Его голос и его тепло успокаивают, и Китнисс больше не сопротивляется, когда сознание покидает ее измученное тело.

Она приходит в себя и обнаруживает себя на своей кровати. Закат окрашивает одну из стен комнаты в оранжевый, как раз такой цвет, как любит Пит. Она поворачивает голову и видит его рядом: Пит смотрит на ее, слегка нахмурив брови, но его рука ложится на ее шею, пальцы мягко поглаживают тонкие волоски за ухом.
- Давай… - Пит замолкает, потом облизывает губы и снова говорит: - Давай поиграем нашу игру?
Китнисс понимает, о какой игре он говорит, и кивает.
- Я нужен тебе. Правда или ложь?
Хриплым голосом Китнисс тихо отвечает:
- Правда, - а когда Пит не задает следующего вопроса, она спрашивает его: - Я тебе не нужна. Ты влюблен в Делли. Правда или ложь?
На последнем слове ее голос дрожит, но она встречается взглядом с удивленными глазами Пита, и он с изумленной улыбкой отвечает:
- Ложь.

Китнисс закрывает глаза, но темнота больше не пугает, потому что рядом Пит говорит:
- Делли заехала по пути в Четвертый. Ее брат получил там работу, и она едет к нему. Она просто остановилась у меня на пару дней, пока не приедет следующий поезд.
Китнисс коротко кивает и корит себя за глупость. Пальцы Пита на ее шее замирают, он мягко притягивает ее к себе, и Китнисс снова окружена его руками, ее щека прижимается к его груди.
- Это я думал, что ты во мне больше не нуждаешься, - бормочет Пит, скорее для себя, но Китнисс мотает головой.
- Это ложь.

Пит кивает, снова сам себе, и они опять молчат. Китнисс слушает стук его сердца и ощущает теплоту в его объятиях, и спокойствие, и желание жить дальше.

Поэтому, она знает, что ответить, когда Пит снова спрашивает:

- Ты любишь меня. Правда или ложь?

[Гость]

Мне нравится. Автор, вы молодец. Не скажу, что эта лучшая работа, но она определенно хороша.

[Гость]

626 слов

Вольное сочинение на тему получилось, кажется. И да, простите, заказчик, рейтинга тоже нет.

Я не знаю, сколько времени проходит с той минуты, когда я вижу под окном Пита с груженной примулами тележкой. Я охочусь, он печет хлеб и каждый день угощает меня сырными булочками, и мы пытаемся жить как нормальные люди. Это не так-то легко сделать, когда ты боишься потерять то немногое, что у тебя осталось, а призраки прошлого не хотят тебя отпускать. Но мы стараемся, и однажды я замечаю, что все происходящее понемногу начинает обретать смысл.
Мне кажется, что жизнь начинает налаживаться, но я чувствую — что-то не так. Что-то должно случиться, и я знаю, это неизбежно. Я пытаюсь убить это чувство безнадежного ожидания катастрофы и страха, но оно вместо этого медленно убивает меня. Оно проникает внутрь меня, гаснет, растворяется в запахе примул под окном, и я позволяю себе поверить, что когда-нибудь все будет хорошо.
Но это все же происходит — и не со мной.
Пит вдруг хватается за спинку стула, и я еще успеваю подумать, что он, может быть, не устоял на протезе и споткнулся, но вижу, как его трясет, как неестественно крепко сжаты его пальцы, и все же до последнего не хочу верить. Прежде чем я успеваю что-либо сделать, Пит смотрит сквозь меня пустыми глазами и открывает рот.
Его крик, совершенно беззвучный, приковывает меня к месту, но мне кажется, что я бегу, бегу, зажав уши руками, мечусь по проклятому сектору, спасаясь от неслышных воплей переродков. В голове пульсируют имена тех, чьи голоса я слышала на Арене: Прим — Прим, Прим, — мама, Гейл, Вик, Рори, даже Пози, Пози... Его нет. Пита нет. Я никогда не задумывалась, почему я не слышала его криков. Потому что он был со мной на Арене и я бы поняла, что это ловушка? Потому что не сумела убедить Сноу в любви к Питу и он посчитал, что не стоит даже использовать против меня такое оружие?
Потому что я сама сейчас — крик Пита, беззвучный, сильный, страшный?
Я не сразу понимаю, что крик прекратился. Пит идет ко мне, я слышу, как он подволакивает протез, но не могу найти в себе смелости посмотреть ему в лицо. Я боюсь, что если снова увижу отравляющую ненависть в его глазах, то не смогу выбраться из очередного кошмара. Кошмара...
"Чаще всего я вижу, как потерял тебя. Открываю глаза — ты рядом, и все хорошо".
Кровь отливает от лица. Когда я поняла, что тоже боюсь потерять его? Но ответ неважен, потому что я все же потеряла его, моего мальчика с хлебом. Я видела его в последний раз на Арене, когда Тринадцатый дистрикт зачем-то спас меня, а не его. И я вспоминаю, как забивалась в укромные подсобки, обдирала руки, пока вязала узлы с Финником, чтобы не думать, что делают с Питом в Капитолии. Мне страшна была даже мысль об этом — а ведь с ним делали такое, чего я и представить себе не в силах.
Я чувствую подступающие рыдания, но я не могу перестать думать о пытках, которым могли подвергнуть Пита, и мне кажется, что вокруг меня извиваются бесчисленные тени, сгущая мрак. Кто-то осторожно берет меня за плечи, и я вырываюсь, но чей-то успокаивающий голос зовет меня по имени. Я с усилием выныриваю из темноты и смотрю прямо в обеспокоенные синие глаза Пита. Ни капли отвращения. Ни следа ненависти.
Я медленно выдыхаю. То, чего я боялась, снова — уже в который раз — произошло, и все же можно двигаться дальше.
Бесконечное возрождение.
Возможно, однажды я действительно оживу. Мы оживем.
— Китнисс, — повторяет Пит, нежно прикасаясь к моим щекам. — Не плачь, Китнисс. — Я, оказывается, плачу. — Все в порядке. Я рядом.
Я потеряла своего мальчика с хлебом, но он вернулся. В этом весь Пит — не успел прийти в себя, как уже волнуется обо мне.
Искривленные губы никак не хотят складываться в улыбку, когда я произношу:
— Это мне что-то определенно напоминает.
Зато Пит смеется за нас двоих.

[Sonetka]

Заказчик дико извиняется за то, что пришёл _настолько_ поздно. Надеюсь на прощение.

Автор 1.
Честно признаюсь, я как-то начинала читать ваше исполнение, но, как говорится, не пошло после первого абзаца. И после этого я уже очень долго не могла вернуться в этому исполнению, откладывала, откладывала...
С заявкой вы действительно намудрили, у меня были куда более простые и "низменные" мысли, но намудрили вы в очень положительном смысле. Как вы умудрились вспомнить про Делли и вплести её в свою историю я просто не понимаю, но вписалась она потрясающе. Как я уже написала выше, мне не очень понравилась первая часть вашего повествования из-за таких фраз, как

Многие жители Нового Панема <...> для простых жителей.

Потому что когда она видит силуэт Пита за окном, или ее взгляд натыкается на кусты примулы, которые он посадил у ее крыльца, или утром она обнаруживает свежую выпечку на собственной кухне, ее сердце начинает бешено биться в груди, в ее горле встает комок, в ее животе холодеет.

-- может быть здесь усиление, но воспринимается тяжеловато.

Но зато вторая часть просто потрясающа. *__* Начиная с фразы:

Руки Китнисс трясутся.

я проглатывала текст и хотела большего и большего. Очень насыщенно, ярко и сильно. И верится. И очень всех жалко.

- Пит! – кричит она.
Потому что он во всем виноват. Он и его дурацкая доброта. И его дурацкая теплота.
- Пит! – снова кричит она, потому что не знает, кого еще позвать.

А вот за это я готова вам памятник поставить, потому что это настолько да-да-да-именно-так-же-все-оно-да-да, что слов попросту не хватает.
Заканчиваете вы довольно стандартно для этого пейринга и постканона, но всё равно приятно в очередной раз читать эти милые диалоги.

Критики у меня получилось чуть больше, чем положительных слов, но, поверьте, мне понравилось исполнение и общее впечатление осталось очень положительное и тёплое. Потому что некоторые ваши фразы настолько ударили в цель, что полностью заслоняют какие-то огрехи.

В догонку:

Она просто остановилась у меня на пару дней

-- но по тексту она была у него минимум 5 дней

Автор 2.
А-ар. Очень сильно. И эта картинка, которая переплетается: сначала Пит, потом Китнисс... Обычно действительно делают упор на Китнисс, хотя у Пита чуть ли не больше поводов для крышесноса и психических расстройств. Вы очень тонко умудрились перевернуть картинку с ног на голову и снова на ноги; мне очень понравилось, спасибо за исполнение и за эту фразу:

Зато Пит смеется за нас двоих.

-- в ней весь Пит.

Авторы, надеюсь, что вы откроетесь.