465– Не спится?.. – Нет. – Китнисс вымученно улыбнулась, отворачиваясь от окна. Внизу бушевал разгоряченный Капитолий. Многоцветная толпа сходила с ума в предвкушении Голодных Игр. Людям не было дела до того, что испытывают этой ночью трибуты. – Не могу поверить, что все начнется завтра. Цинна кивнул. – Никто не может, Китнисс. Но мы же оба знаем, что ты справишься. – Даже не говори так, – горько усмехнулась она. – Я не умею убивать людей. – Мало кто умеет. У тебя не будет выбора. Китнисс с трудом сдерживала желание расхохотаться. Завтра само слово «выбор» перестанет существовать. Не только для нее, но и для остальных трибутов. Для маленькой девочки Руты из Дистрикта-11, которая улыбалась ей на тренировках. Для натасканных, подобных бойцовым псам, профи. Для Пита… – Я знаю. – Мы оба знаем, – усмехнулся Цинна. – Но ты же Огненная Китнисс! Публика на твоей стороне. – Публика – не удача. – Я бы на твоем месте не говорил так. Удача трибута – как раз публика. Капризная, непостоянная, но все же. И ты очаровала ее. Дыши глубже. Дышать было тяжело. В горле застрял тугой ком. Китнисс вздрогнула и прислонилась лбом к холодному стеклу, чтобы успокоиться хоть немного, но это не помогло. Руки Цинны – обжигающе горячие и сухие – легли ей на плечи. – Есть еще один способ расслабиться, Китнисс. – Что ты?.. – вскинула она брови. – Я говорю о массаже, – он негромко рассмеялся. – Согласись, процедура на редкость умиротворяющая. Прикосновения убаюкивали Китнисс. Ужас, охвативший ее, мало-помалу отступал. Если это – последние минуты покоя в ее жизни, то лучшего и пожелать было нельзя. Кроме встречи с мамой и Прим. Такую возможность ей никто не предоставит. Организаторов Игр не волнует, кто надеется на возвращение Китнисс в Дистрикт-12. И не волнует, что сейчас творится в душе у нее самой. Они наверняка думают лишь о том, сколько она завтра сможет продержаться. – Спасибо, – Китнисс сонно потянулась. – Мне правда легче. – Хорошо, если так. Завтра у тебя по-настоящему трудный день. Цинна горько усмехнулся. Она смотрела прямо в его глаза, обведенные золотистой подводкой. Она – творение его рук, Огненная Китнисс. Настоящий шедевр, сумевший поразить зрителей. Воительница с разящим луком. И вместе с тем она – загнанная в угол девочка, Китнисс Эвердин. Она готова уничтожить любого, чтобы защитить близких, но вместе с тем даже не может представить, что завтра ей придется убивать. В самом сердце Капитолия она казалась чем-то посторонним, вырванным из другой реальности. – Я не хочу умирать, – с трудом выдавила она. – Тогда просто постарайся этого не сделать. Китнисс фыркнула. Сказать – легко. Но она обязательно постарается. Чтобы увидеть маму, Прим, Гейла. Она не имеет права не выбраться оттуда, из этой кровавой бойни, организованной ради забавы. – Поспи хоть немного, – посоветовал Цинна, легко коснувшись губами ее лба. Китнисс вспыхнула. Все же он совершенно не походил на других жителей Капитолия, разукрашенных и фальшивых от макушки до пят. Он, кажется, действительно переживал за нее. – Я постараюсь, – шепнула Китнисс. – Обещаю. Когда Цинна ушел, она с удивлением поняла, что больше не испытывает страха. В ее сердце разгорался огонь.
595 Когда чего-то очень боишься, неосознанно кровь застывает в жилах заставляя напрячься каждый уголок твоего тела, превратиться в натянутую струну, которая жутко всхлипывая готова вот-вот разорваться. Кабинет стилиста, со своими блестящими полами, натертыми до блеска поверхностями и жутким металлическим столом, больше напоминал камеру пыток, заставляя сердце пропускать удары все реже и реже. Китнисс не знала, сколько прошло времени с тех пор, как трибутов отправили «прихорашиваться», счет времени стал бесполезен. Визажисты, парикмахеры, все они словно муравьи снуют вокруг, поправляя волосы, выдергивая брови, еще какую-то ерунду и при этом не перестают шутить, для них это праздник, как день Благодарения, откармливают и наряжают праздничную индейку. А ты не веселись, просто знай, что может быть, умрешь с выщипанными бровями, идеальным маникюром и каким-то там пилингом. Когда в комнате, наконец, появляется стилист, Китнисс с удивлением отмечает его отличие от остальных жителей Капитолия, что-то ускользающее неправильное заключалось в этом человеке, в умиротворенно взгляде, уверенно сложенных на груди руках. - Я могу сделать из тебя невозможную красавицу, но никакая косметика не сможет показать, что ты лучшая из лучших и готова к борьбе за право на жизнь, так что, избавляйся от этого затравленного взгляда и в бой, идет? Китнисс сдержанно кивает и подчиняется командам стилиста. В течение последующих нескольких минут Цинна скептически осматривает подопечную, задерживая свой цепкий взгляд то на одной, то на другой части тела , чертит в воздухе непонятные схемы и крутит ее словно юлу, тяжелую, деревянную юлу. - Китнисс, расслабься, - доносится слева, девушка вздрагивает, и устало склонив голову, изображает подобие улыбки. - Что это за слово такое «расслабься»? Должно быть смешно, но не смеется никто, что ни капли не удивляет, шутки - удел беззаботных. Цинна недовольно качает головой - Ты как манекен, еще успеешь побыть каменным изваянием, а пока получай удовольствие, вспомни что-нибудь хорошее. Как покладистая девочка Эвердин пытается вспомнить хоть что-нибудь хорошее, отец, первый поход за ягодами, школа, Гейл, Примроуз. Примроуз. Воспоминание словно бьет током, возвращая в реальный мир, заставляя вновь морщиться от эхом гудящего в голове голоса Эффи Бряк и дервенеть чувствую как собственные ноги становятся непосильной тяжестью, а стены давят на грудь. - Так дело не пойдет, а знаешь, есть еще один способ расслабиться. Ложись на спину. Давай, могу позвать Эффи, она мастер по нервным переживаниям. - Не надо, я тогда окончательно рехнусь. - Китнисс с недоверием смотрит на блестящую поверхность, но все же ложиться на неудобный стол, даже в его голосе есть что-то заставляющее верить и в тоже время бояться. Руки стилиста мягкие, обволакивающие, давно забытым, но таким нужным теплом, массировали спину заставляя краснеть и падать в пучину блаженной пустоты, абсолютной свободы. - Страх делает жизнь невыносимой, спрячешься в песок, никогда не увидишь, а так ли страшно на поверхности. - Горячий шепот обжигает шею, заставляя щеки неистово краснеть, а кожу покрываться мелкой рябью. - Помнишь сказку о Красной Шапочке? Покажи что последнее слово за тобой, всели страх в их души, заставь вздрагивать при произношении твоего имени, играй и выигрывай. - А я и не боюсь, и поэтому я им уже не нравлюсь, не покорная, вы понимаете? – Китнисс чувствует, как руки Цинны напрягаются и замирают на пояснице, обжигая спину. Он молчит, словно не расслышал вопроса, но ответ и не нужен. – Желание остаться самой собой и обещание Прим не дадут мне стать пушечным мясом в этой бойне с красивым названием. - Молодец девочка, я принесу твое платье, - Тонкая полоска золота на веке мерцает в зеркальном отражении, на секунду Цинна замирает у входа. – Умереть, мне кажется не страшно, если есть за что. Цинна неправильный житель Капитолия. Слишком правильный, слишком заботливый, слишком. Такие в этом мире долго не живут, с сожалением отмечает Китнисс, бесцельно рассматривая отражающиеся на стене тени.
Спасибо, очень мило. Люблю Цинну, он без фальши действительно.
Автор