2.7. Гейл/Китнисс. Новый взрыв в шахтах, Гейл внизу. Китнисс сравнивает Гейла со своим отцом, понимает чувства своей матери. "Я не могу потерять и его тоже"
521Вой сирены, этот пронизывающий до костей звук, раздается по всему Дистрикту 12. Каждый знает, что это означает. Все бегут к шахтам, а я стою на площади и не могу пошевелиться. Перед глазами всплывает картина прошлого. «Я в школе, раздается вой сирены. Все бегут, все знают, что в шахте случилась авария. Я забираю Прим, и мы тоже бежим к шахте. Шахтеры поднимаются и выходят из лифта, их лица все черные от угля. С каждым часом на поверхность поднимается все меньше и меньше выживших. Надежда не хочет умирать до последнего. Но вот конец, все... Его больше нет. Я вижу лицо мамы, полное отчаяния, она уже не сдерживает слезы.» Когда сознание возвращается ко мне, я понимаю, что по моей щеке течет слеза. - Гейл, - еле слышно шепчу я и срываюсь с места в направлении шахт. Когда-то в шахте был мой отец, и я потеряла его. Теперь в шахте Гейл, и я не могу потерять и его тоже. У входа в шахту уже собрался почти весь дистрикт. На поверхности начинают появляться выжившие шахтеры. Мой взгляд мечется от лица к лицу, но я не вижу его. Я расталкиваю людей, стараясь пробраться ближе к шахте. Все что-то мне говорят, но я их не слышу. Мои мысли заняты только им. «Я не могу потерять и его тоже» - снова и снова эта фраза прокручивается в моей голове. И вот я уже стою почти около входа в шахту, мой путь преграждает только натянутая веревка, представляющая из себя ограждение. - Китнисс, я уверен, он выберется, - на мое плечо ложится мужская рука. Я узнаю этого человека, они с Гейлом из одной бригады. - Ты видел его? Он жив? – но мужчина уже исчез из моего поля зрения. На меня накатывает новый приступ паники. Теперь я отчетливо понимаю, что чувствовала мама, когда случился взрыв. Возможно, я была немного жестока по отношению к ней, но она не имела права замыкаться в себе. Мы с Прим нуждались в ней. Теперь слезы текут по моим щекам рекой. Перескочив через веревку, я со всех ног бегу в шахту. Я не представляю, что собираюсь делать, но просто так стоять и ждать я не могу. Слезы застилают мне глаза, быстро вытерев их рукавом куртки, я вбегаю в туннель, ведущий к лифту в шахту. И не успеваю пробежать и метра, как меня хватают двое мужчин. - Тебе сюда нельзя, - они оттаскивают меня. Я пытаюсь вырваться. Я должна помочь Гейлу. - Гейл, - мой голос срывается. Я опять оказываюсь на улице. Почти все взгляды устремлены на меня. Кто-то смотрит с сожалением, кто-то осуждающе, но мне все равно. Закрыв глаза, я делаю пару вдохов, пытаясь хоть немного успокоиться и решить, что делать дальше. Я слышу облегченные вздохи людей, похоже, кто-то еще выбрался из шахты. Открыв глаза, я поворачиваюсь и вижу его. Гейл стоит весь черный, рабочая одежда слегка порвана, но все это мелочи, он живой. Тут он замечает меня и на его лице появляется улыбка. - Боже, Гейл, ты живой, - в считанные секунды я подбегаю к нему и крепко обнимаю. - Я боялась, что потеряла тебя, - мой голос дрожит от переизбытка эмоций, которые я слишком долго сдерживала в себе. - Кискисс, я всегда буду с тобой.
Everyone you meet is fighting a battle you know nothing about.
Спасибо за исполнение. Я очень ждала) Тапки.Немного топорно, если честно. Местами слишком пафосно, схематично и довольно шаблонно, вы уж меня извините за прямоту. Вы визуализируете заявку, все верно, но если бы вы добавили деталей, подробнее и глубже описали состояние Катнисс, сделали ярче стилистику, было бы лучше. Есть над чем работать, в общем)
Еще раз спасибо. И я буду рада, если кто-то еще исполнит заявку. заказчик.
Исполнение 2!Сирена ввинчивается в уши почти физически неприятным скрежетом, и вокруг меня люди сбиваются с шага, растерянно озираются и обрывают повседневные разговоры. Звук не прекращается, а будто даже нарастает, перекрывая вопросы, скрип дверей, топот выбегающих из школы испуганных детей, резкие окрики миротворцев, делающих какие-то знаки друг другу и голос Пита, который что-то говорит с озабоченным лицом и крепко держит меня за локоть. Я не чувствую. Люди как будто выцветают, когда страх вытесняет все прежние эмоции с их лиц, превращаются в тени - тревожные, усталые, покорные. Ожидающие. Им не нужны подсказки миротворцев, они знают и безошибочно поворачивают головы в нужную сторону. Туда, откуда истошно возвещают новую беду сирены, выцарапывая на внутренних стенках гортани колючее осознание. Куда уходят каждое утро утомленные мужчины из Шлака, почти все взрослое население Дистрикта. Куда ушел однажды много лет назад и мой отец, прежде чем его разорвало взрывной волной, так что даже поднимать к свету было нечего, и он не видел больше света. Туда, куда спускается теперь каждое утро Гейл, чтобы обеспечить своей семье хоть какое-то пропитание, с тех пор как наши леса стали недоступны и смертельно опасны. Туда, где он сейчас. Шахты.
Сирены замирают на секунду и снова срываются на отчаянный вой. Я не слышу ничего, кроме этого как будто изнутри поднимающегося монотонного воя на одной ноте, напоминающего мне последние часы на Арене, искаженное рычание переродков и нечеловеческие крики терзаемого ими Катона. Потом они замолкают, но я по-прежнему не слышу Пита, шагов, криков, ничего. В ушах нарастает гул, уже не приходящий извне, а мой собственный, наполняющий все мое существо оглушительный звук. Мне кажется, я снова оглохла, но в этот раз ощущение не пугает меня, как тогда, на Играх, я едва его замечаю. Люди идут к шахтам, избегая смотреть друг на друга, прижимают к себе детей и оглядываются на миротворцев, весь Дистрикт сливается в одном стихийном стремлении. Я не могу пошевелиться, как будто наблюдаю за происходящим со стороны, не регистрируя его – как тогда, на Жатве, когда Эффи выкрикнула имя Прим игривым голосом, легким движением разбивая мою жизнь на две части с неровными краями. Все, кого я любила, остались тогда на другой стороне, и я до сих пор не всегда уверена, что я сама не осталась где-то там, за краем. В конце концов, с Игр не возвращается никто, даже победители. Нас с Гейлом отшвырнуло друг от друга играющим жестом Эффи, и я до сих пор так и не смогла вернуться даже на половину того, что было прежде, даже в тот темный душный день, когда он целовал меня на краю Луговины, а я с пугающей ясностью понимала, что не знаю его, не знаю себя, не знаю, какую часть того, чем я была до Игр, все еще ношу в себе. Происходящее кажется нереальным, просто очередным моим кошмаром, причудливо соединившим воспоминания и худшие страхи. Там мой отец, он не успел спастись, мне нужно просто пройти весь сценарий до конца, как тысячу раз до этого, я знаю его наизусть. Мне нужно дойти до ограждения, мне нужно дождаться его. Мне нужно позаботиться о Прим и маме. Мне нужно… Что здесь делает Пит? И почему так громко звучит гул в голове? Люди идут к шахтам неверными, поспешными шагами, торопясь и в то же время оттягивая момент, когда им придется узнать, кого уничтожило и задело новым взрывом. Я чувствую себя пустой и онемевшей, я не знаю, сколько времени стою соляным столпом среди дороги, блуждая взглядом по чьим-то лицам. Пит бросает попытки докричаться до меня и берет за плечи, разворачивая к себе. Я молча смотрю на него, бездумно отмечая упрямо сжатые губы, нешуточную тревогу во взгляде и складку между бровей. Он что, напуган? Почему? Пит сильно встряхивает меня, и я наконец слышу его голос. - Идем, Катнисс. Он должен быть там, мы найдем его. Идем. Я смотрю в его серьезное лицо и понимаю – все происходит наяву, все происходит со мной. Все происходит снова. Люди продолжают идти к шахтам, и я оглядываюсь на них, повторяя слова Питы: - Он должен быть там. Мы идем за всеми, их поток не иссякает, и я невольно думаю, как много чьих-то братьев и отцов спускается каждый день в темноту и сырость, каждую минуту рискуя не подняться обратно. Я запрещаю себе об этом думать и ускоряю шаг, обгоняя незнакомых женщин и растерянных детей. Пит идет сразу за мной, крепко сжимая мою руку, и я чувствую его сосредоточенный взгляд, даже не оборачиваясь, но я не думаю об этом. Мое сознание цепляется за единственную мысль, единственный вопрос, и я упорно пробиваюсь вперед, туда, где толпа молча напирает на сдерживающих ее миротворцев, грозя порвать ограждение и хлынуть неостановимым потоком прямо вниз, в шахту. Они молчат, и в их угрюмом отчаянном молчании тот же вопрос, который звучит в моей голове.
Первые шахтеры начинают появляться на поверхности в тот момент, когда Пит проталкивает меня к самому ограждению и встает у меня за спиной. Они покрыты копотью и землей, один из них хромает и опирается на плечо своего товарища, болезненно кривясь при каждом шаге. Но они живые, и Дистрикт чуть слышно вздыхает. Значит, взрыв забрал не всех. Значит, кого-то беда обойдет стороной сегодня. Мы вглядываемся в лица шахтеров, и кто-то сзади меня всхлипывает и бросается к ним, расталкивая толпу. Жилистый шахтер с сутулой спиной и тяжелым, неподвижным взглядом осторожно сдает хромого товарища в руки семьи и подходит к ближайшему миротворцу, тяжело дыша и морщась. - Глубоко, пятый туннель.… Нам повезло, не успели спуститься еще глубже. Иначе бы все взлетели. До меня доносится его хриплый бесцветный голос, но значение слов запаздывает, и я сжимаю ограждение так, что белеют костяшки. Повезло? Значит, есть те, кому не повезло? Миротворец хмурится и смотрит на вход в шахту, зияющий черным голодным провалом. - Примерный ущерб сооружений? - К дьяволу ваш ущерб, - шахтер едко скалится и сплевывает себе под ноги, - Разнесло все по камешку, все три нижних туннеля завалило. Миротворец недовольно хмурится и пытается что-то сказать, но шахтер заходится в страшном кашле, сгибается пополам, почти задыхаясь, словно желая выплюнуть подземную сырость вместе с воздухом. - Людей... завалило…, - выдавливает он с видимым трудом, - Не все выйдут. Миротворец молча отводит глаза, и шахтер горько хмыкает, еще раз оборачиваясь на шахту и рвано выдыхая. - К чертям. Он кивает своим товарищам и медленно уходит по направлению к Шлаку, опустив голову и еще больше ссутулив плечи. Я не смотрю ему вслед, я не отрываю глаз от черного провала шахты. От напряжения перед глазами танцуют черные точки, и мне кажется, что провал ухмыляется. Мы уже смотрели друг на друга однажды, когда на этом месте стояла моя мать, а я прижимала к себе испуганную Прим и от ужаса не могла даже заплакать. Он смотрит на меня внимательно, изучающе, и затягивает, как змеиный взгляд президента Сноу. Мне кажется, я схожу с ума. Мне кажется, если я опущу взгляд, я проиграю, и этот черный провал снова заберет у меня самое дорогое, вырвет у меня Гейла – из рук, из груди, и разорвет на кусочки, как когда-то разорвал отца. Снова оставит меня одну. Я не опускаю взгляд.
Когда-то давно, когда мне было двенадцать, и я была еще скорее добычей, чем охотником, Гейл стал тем, кто всегда прикрывает мою спину, с кем я могу быть собой. Это никогда не было симпатией или любовью – мы привыкали друг к другу долго и осторожно, у каждого из нас было достаточно шипов и острых краев, и немногие могли подойти близко – никто, кроме наших семей. Мы врастали друг в друга по миллиметру, все глубже с каждой проходящей неделей, с каждой убитой дичью, мы стали продолжением друг друга – как лук стал продолжением моей руки. Эта связь лежит где-то глубоко внутри, в самой моей сути. Гейл это часть меня, вместе с нашими лесами, охотой и бесконечной свободой, начинающейся за Луговиной. Без него я не могу быть настоящей собой, без него я никогда не буду целой – даже на Арене, среди крови и бессмысленных смертей, я всегда знала, что он видит меня, почти чувствовала его взгляд на себе, и от этого все казалось немного правильнее, немного легче. Даже сделав ему больно, фактически предав его своей фальшивой помолвкой, я всегда знала, что он прикроет меня, если понадобится. Нас отнесло в разные стороны, но связь не порвалась, она слишком давно стала нами, чтобы вот так порваться. С тех пор как миротворцы пустили ток по колючей проволоке, отделяющей наши леса от Дистрикта, я почти не виделась с Гейлом. Президент Сноу ясно дал мне понять, как мало значит для него жизнь моих близких, и с какой легкостью он ее отнимет – я слишком хорошо помнила исполосованную ударами плети спину Гейла, обжигающую лицо боль и запах крови в нашем доме – я слишком боялась, что случившееся повторится. Сейчас ирония происходящего душит меня едкой горечью сожаления – оберегая Гейла, я так и не рассказала ему, как рванула меня тогда к нему натянувшаяся между нами связь, какой ослепляющей вспышкой резанула по глазам открывшаяся картина, и как перестал существовать весь мир, кроме его окровавленной фигуры. Я так и не сказала, что выбрала его, если там был когда-то выбор. Пит был светлым всполохом в кровавой преисподней последних месяцев, и от мысли о нем что-то рвалось и дергало внутри, ярко и горячо, почти до боли. Но выбирая Гейла, я выбирала себя. Но может наступить вечер, и он никогда об этом не узнает.
продолжениеИз шахты медленно поднимаются те, кому сегодня повезло – измученные, шатающиеся от усталости, они кашляют и тихо переговариваются между собой, а потом молча уходят, не глядя на миротворцев, прижимая к себе жен и детей. Гейла среди них нет, и с каждой уходящей минутой растет пустота у меня внутри, все тише ропот толпы вокруг. Я сжимаю онемевшими пальцами ограждение и прямо держу спину, не сводя взгляда с черного провала. Я должна победить в этом поединке взглядов, ради своего рассудка, ради Гейла. Я не могу потерять и его тоже. Через несколько часов поток шахтеров почти иссякает – вытаскивают к свету несколько раненых, ослабевших людей, потом чье-то безвольное тело – я вытягиваюсь в звенящую, грозящую оборваться струну, но это не он, и я снова не отрываясь смотрю на провал. Я слышу знакомый голос рядом с собой, не понимая сначала слов, только интонации – жалобные, просящие. Прим. - Катнисс, пожалуйста. Пожалуйста, пойдем домой, уже поздно… Больше никого… Я не могу на нее посмотреть, я должна держать взгляд, я должна быть сильной. У ограждения остались только семьи не вернувшихся, Хэйзел неживым голосом говорит что-то Рори справа от меня. Я хочу подойти к ним, но я не могу двигаться, я не могу говорить, только смотреть прямо перед собой, прямо в черный провал. - Катнисс. В голосе Пита знакомая твердость, которую я слишком хорошо помню по нашим Играм. Он может быть нежным и заботливым, но есть моменты, когда его не переубедить ничем, кроме разве что порции снотворного. Он кладет руку мне на плечо и мягко тянет от ограждения. - Ты не поможешь ему, если будешь стоять здесь на ветру и холоде. Ты нужна Прим. Я сбрасываю его руку. Я могу ему помочь. Я должна ему помочь. Пит молча стоит рядом, глядя мне в лицо – я чувствую его взгляд, но сейчас мне все равно, что он думает обо мне, о нас, обо всем. Я не могу думать об этом сейчас. Прим. Нет ничего важнее Прим – ни в день Жатвы, когда ее имя прозвучало звонким колокольчиком в тишине, ни сейчас, и я ощупью нахожу теплую руку Пита и сжимаю ее почти требовательно. - Пит, уведи Прим домой. Я приду, я обещаю. Пожалуйста. Он сжимает мою руку в ответ и молча отходит, выводя Прим из толпы, несмотря на ее протесты. Только несколько человек стоят у входа, тихо переговариваясь – к ним иногда подходят миротворцы и что-то спрашивают, затем снова отходя в сторону. Воздух стал холоднее и с трудом проталкивается в легкие, от него у меня слезятся глаза и немеет лицо. Уже почти стемнело. Может наступить вечер, и он никогда не поднимется на поверхность.
Рядом со мной встает женщина, и даже не оборачиваясь, я знаю, что это моя мать. Должно быть, ей немалого стоило прийти сюда – я помню, как ее глаза наполнялись ужасом и тоской при одном упоминании шахт – уже когда период ее депрессии был позади. Она никогда не приходила в эту часть Дистрикта, всегда отправляя с заказами Прим, с наигранной легкостью жалуясь на длинную дорогу и завал с работой. Мы знали, что дело было в ее страхе этого места, но никогда не говорили об этом – Прим, потому что всегда была тактичной и мягкой, я, потому что вообще не очень много говорила с матерью в то время. Я никогда не умела ее любить, она всегда была слишком хрупкой, и моя резкость ее пугала и ранила, а после смерти отца я отгородилась от нее всеми стенами, какие только могла построить. Она нас предала, и я наказывала ее за эту слабость – методично и упорно, не оглядываясь и не щадя ни ее, ни себя. Сейчас я чувствую, как отчаянно искрит во мне рожденный в лесах и охотничьих вылазках огонь – готовый погаснуть, когда упадет темнота. Кто накажет за слабость меня? Она стоит рядом со мной и, кажется, смотрит в глубину темного провала, как и я, не отрываясь. Понимание перехватывает мне горло. Осознание ее силы держит меня, когда я уже готова упасть – рядом со мной моя мать смотрит в глаза своему главному страху, своей боли. Мы стоим бок о бок в сгущающейся темноте, и я не знаю, что будет со мной, если Гейл не вернется. Но я больше не виню ее. Теперь я знаю. Я никогда раньше не сравнивала Гейла со своим отцом, но сейчас мне кажется, что мы ждем одного человека, что когда-то давно я нашла черты отца в хмуром подростке, с которым мы охотились вместе, который был за моей спиной как сами леса.
Я смотрю в провал, не мигая, и поднявшийся ветер хлещет меня по щекам, обжигая глаза и путая волосы. Провал смотрит в меня испытующе, оценивая и вычерпывая до дна. Он видит меня без масок, без лука и изысканных нарядов, сшитых гениальным Цинной, он видит мою суть, и он взвешивает последние песчинки на своих весах – вырвать искру или разжечь пожар?
Из черной дыры появляются еще трое измазанных сажей шахтеров – один из них почти висит между двоих товарищей, стоящие у входа люди подбегают и помогают им втащить его наверх. Шахтеры опускаются на землю, чтобы отдышаться, у них разбиты в кровь пальцы и поцарапаны каски. Крайний слева поднимает уставшие покрасневшие глаза и встречается со мной блуждающим взглядом, лишь через пару секунд узнавая. Никто не удерживает меня, когда я подныриваю под ограждение и бросаюсь к нему, словно дернулась внутри пульсирующая нить, притягивая и не отпуская. Он крепко прижимает меня к себе, пока я пытаюсь вздохнуть и не подавиться рвущимися наружу всхлипами. Его голос хриплый, и он смотрит мне в лицо почти обессилено, но с прежней, нашей искрой в глазах. - Катнип.
Замечание от автора 2Дорогие модераторы, спасибо за выкладку. В последней реплике должно быть "Катнип", или "Кискисс", на худой конец. Никак не Катнисс, не стоило править. Это несет определенный смысл) Измените, пожалуйста. Спасибо. Автор 2.
Не заказчик.
Тапки.
Еще раз спасибо. И я буду рада, если кто-то еще исполнит заявку.
заказчик.
Н. З.
Не заказчик.
не з.