[Hunger Fest]

2.28. Пит/ preg!Китнисс. Китнисс мучается кошмарами сильнее, чем обычно, боится за ребёнка и боится самого ребёнка. Атмосфера всеобщего ангста, сюра и психодела. Поддержка со стороны Пита, который боится за супругу и её состояние так, как не боялся со времён окончания Голодных игр.

@темы: выполненные, Пит Мелларк, Китнисс Эвердин

Comments

[Hunger Fest]

739

«Тише, мыши, тише. Кот сидит на нашей крыше».
Я всегда думал, что все самое страшное в моей жизни произошло и навсегда осталось в прошлом, и все будет отлично, ведь плохое прошлое дает начало будущему. Только не у меня. Дурное прошлое и ожидание рождения новой жизни слились в одно целое. В трещину на пересушенной корочке батона. В разломленную тектоническую плиту. Называйте, как хотите.
Городские часы отбивают пять раз, с тревогой смотрю на лестницу и, подавив тяжелый вздох, поднимаюсь наверх. Ведь это нормально, спросить у своей жены, почему она до сих пор не вышла и хорошо ли себя чувствует. Но кто сказал, что мы нормальны?
Дверь, как теперь это принято, нараспашку.
В маленькой комнате царит тьма, сопровождаемая своей свитой - страхом и жарой.
Попытка открыть окно заканчивается ссадинами на руках и бешеным воем кота. Не жалующий хозяйку Лютик в последнее время солидарен с ней и яростно охраняет плотно закрытые и занавешенные окна.
Везде опасность.
Паранойя травит, поглощает и душит мою жену, сжимая свои липкие ладони на ее шее, яростно дыша в ухо.
Китнисс сидит на кровати, обняв себя руками настолько сильно, что на уже большом животе проявляются бурые пятна. Губы едва шевелятся, повторяя один и тот же уже заученный мотив. «Тише, мыши, тише».
На автомате включаю свет, собирая разбросанные по полу вещи и бумаги. Китнисс продолжает петь, задумчиво рассматривая пятна на стене, словно здесь и нет никого. Наедине со своими иллюзиями.
- Кит, тебе надо выходить, хотя бы поесть. - Вытягиваю руки, пытаясь помочь встать, Китнисс нервно отползает к изголовью кровати, морщась от боли. Никаких прикосновений.
Простых беременных мучает токсикоз, тяжесть в ногах и неконтролируемая тяга к слезам и еде. Китнисс мучают старые скелеты, выпускающие клыки, зовущие к себе, и невозможная головная боль, заставляющая рвать волосы и бить мебель.
- Я не смогу его уберечь. Слышишь? Этот мир опасен.
Я выучил главное: не смотреть на нее в такие моменты. Не имею права. Посмотреть в ее уставшие, покрытые тонким слоем кожи глаза значит окунуться в тот коктейль из боли, страха и ненависти. Мне из него не вынырнуть.
Даже не просыхающему, видевшему чертей Хеймитчу страшно смотреть на свою подопечную. Огненная девочка, выстоявшая три круга ада, превращается в пепел с той минуты, как доктор любезно обрадовал будущую «мать».
- Глупости, у нас все будет отлично. Купим дом у реки, как ты хотела. Если будет девочка, назовем Примроуз. - Проклинаю себя за последние слова. Да и за все предыдущие тоже. За гранью. Китнисс хмурит брови, и задумчиво рассматривая свои пальцы тихо произносит:
- Розы? Да, розы. Ты тоже видишь? Она каждый раз приносит мне белые розы, острые и смеётся, смеется, смеётся.
Надрывный, хриплый, безумный смех сливается со стрекотом дождя. В воздухе повисает кислый, удушающий запах крови и чего-то смрадного. Гнили. Пару раз испуганно моргаю. Бред, чепуха, во сне она кричит, царапает себя, кусает, словно пытаясь выкусить у себя душу, а утром походит на дешевый, испещренный ранами муляж человека. Никаких роз. Никаких игр. Лекарств. Взрывов. Никакого Сноу. Никакой войны.
На миг Китнисс замолкает и в лихорадочно блестящих глазах появляется отблеск прежней Эвердин.
- Я не сошла с ума, сходить не с чего. Начнешь жалеть, застрелю. Уяснил?
Медленно киваю и, спрятав мешающие руки за спину, наконец, решаюсь сесть на край кровати.
- Завтра надо к медику. Остался месяц.
- Он зло. Он притащит их всех за собой, маня своей крохотной ручонкой. Видишь, как толкают? Они все вылезут из меня.
Моя жена боится нашего ребенка. В пору сойти с ума или же принять и привыкнуть. Врачи говорят, что это гормоны. Но я-то знаю, что моя пересмешница полыхает. Она же не хотела детей. Никогда. И я виноват, виноват в том, что слишком слаб, слишком мечтателен. В том, что в такие моменты ненавижу собственного еще не родившегося ребенка. Слишком.
- Чтобы не происходило в прошлом, оно в прошлом, помнишь?
Не помнит, а может, не хочет. Что-то сломалось, делая нас жертвами своего разума. Сильные люди ломаются быстрее, словно на всю их хваленую латунную бронь наступает танк, старательно кроша силы и душу. Быть ответственным за кого-то, ранее потеряв все, когда сам должен находиться под контролем непосильная ноша. Когда-то от страха, что она столкнется лицом к лицу с профи, или получит удар в спину от хранителей тайн Капитолия, руки дрожали как осиновые листья. Сейчас эти страхи кажутся ничем, глупостью влюбленного мальчишки. Я причина ее безумия.
- Все будет хорошо. Реально. - Не спрашивает, утверждает, улыбаясь уголками губ. Одержимость уходит, уступая место усталости. Нереально, и мы оба это знаем, ничего уже не будет хорошо. Сказки не сбываются, но никто не произнесет этого вслух. Пока.

[Ricka]

Очень проникновенно. Прочитала с удовольствием. Спасибо!
Не заказчик

[Гость]

А как можно прочитать?

[Гость]

Гость, кликнуть на цифру 739 в первом комментарии, нет?)