[Hunger Fest]

3.4. Пит/Китнисс, AU. Мистер Мелларк повторно женится на матери Китнисс и Прим, и все Эвердены переезжают в пекарню. Пит по-прежнему много лет влюблен в Китнисс, а Китнисс не знает, что делать теперь и как с ним общаться, ведь это ОН — её мальчик с хлебом. Сложность их отношений, скрытые чувства Пита и подозрительность Китнисс. Желательно красивый хэппи энд, но можно просто зарисовкой о том, как герои мучаются.

@темы: выполненные, Пит Мелларк, Китнисс Эвердин

Comments

[Hunger Fest]

3 317 слов.

Начало

1.
Китнисс знала, что когда-то её мать была настоящей красавицей. Но знать – мало, а теперь она это видит. На маме узкое шёлковое платье, из тех, «аптекарских» времён, перчатки скрывают загрубевшие от работы руки, а в волосы, уложенные в высокую причёску, вплетены незабудки, которые собирала Прим. Губы у мамы дрожат в неловкой улыбке – словно она ещё не понимает, что ей делать со своим «да», а в глазах тёплая грусть и что-то ещё, что-то настолько тяжёлое, что Китнисс хочется убежать.

Ты нарушаешь закон и охотишься в лесу, говорит ей мама, и продаёшь дичь миротворцам. А я выхожу замуж за овдовевшего пекаря. Она не оправдывается, она объясняет, но Китнисс и не нужны оправдания, она прекрасно всё понимает. Делай, что можешь, чтобы выжить. Чего она действительно не понимает, так это причин, побудивших мистера Мелларка предложить её матери брак. Если, как он говорит, дому и пекарне нужна хозяйка, а мальчикам – мать, то зачем брать в жёны женщину из Шлака, женщину, у которой к тому же есть две дочери. Пятеро детей. В глазах Китнисс это плохо вяжется с выживанием.

Нет, Китнисс не имеет ничего против мистера Мелларка. Он уже второй год покупает у неё белок – с тех пор, как она научилась сносно управляться с луком – и никогда не сбивает цену. Он добрый человек и заслуживал лучшей жены, хотя о мёртвых так, наверное, нельзя, но…

Китнисс ничего не имеет против мистера Мелларка, но теперь они переедут в его дом, будут жить на втором этаже, над пекарней, а на завтрак, наверное, собираться на кухне всей их новой семьёй, и идти вместе в школу, а так уж случилось, что самый младший из её названых братьев однажды спас ей жизнь.

* * *

Его зовут Пит. Пит Мелларк. Он не слишком высок для своих четырнадцати лет, у него очень светлые, светлее, чем у мамы или Прим, волосы, и ясные голубые глаза. То есть всё это Китнисс знала и раньше, но теперь им предстоит вместе жить под одной крышей, и она изучает его, стараясь делать это не слишком явно и назойливо.

Пит Мелларк необычайно тихий – в отличие от своих братьев, он не болтает и не шутит, когда официальная церемония в Доме Правосудия заканчивается и они идут в дом, чтобы после традиционно испечённого хлебца накрыть стол для празднования. Он недавно потерял мать, напоминает себе Китнисс, но не может отбросить подозрительность и стеснение. Помнит ли он тот дождливый день и две буханки подгорелого хлеба? Как он к ней теперь относится – к попрошайке, которая когда-то рылась в мусорных баках позади его дома, а теперь будет спать в соседней комнате и есть с ним за одним столом? Неважно, думает Китнисс, вздёргивая выше подбородок. Пусть презирает её сколько хочет, пусть даже расскажет о том случае своему отцу – ей всё равно. Она не даст себя в обиду.


К концу свадебного вечера Китнисс кажется, что живот скоро лопнет от съеденного, а от нескольких выпитых глотков вина – «на счастье, давай, Китнисс, ты уже почти взрослая» - её начинает немного клонить в сон. Осенние дни ещё тёплые, поэтому столы, за которыми сидят гости, вытащили на задний двор. Здесь немало людей из Шлака – мистер Мелларк сам пригласил их, это те, кто был дружен ещё с отцом Китнисс и частенько пользовался услугами матери. Даже Хейзел пришла. Без Гейла.

Ну, кому-то же надо остаться с младшими, рассуждает про себя Китнисс, старательно не обращая внимания на неприятный комок в груди. Гейл ответственный, он бы не бросил братьев одних даже на полчасика, а то он непременно забежал бы, сказал пару шуток, например, про то, что белок теперь придётся продавать собственному отчиму, и ей сразу стало бы легче.

Ничего, она увидится с ним завтра, решает Китнисс, и заставляет себя не грустить. Уже смеркается, и на столе горят свечи – очень красивые, витые, белого, голубого и жёлтого цветов, они горят ярко и ровно, не трещат, не чадят вонючим прогорклым дымом. Китнисс сонно замирает, глядя на яркий оранжевый огонёк, а потому вздрагивает, когда Прим дёргает её за рукав платья:

- Китнисс, пойдём. Я хочу спать. Пит сказал, что покажет, где наша комната.

Это вино, думает Китнисс, опуская голову, чтобы скрыть горящие щёки. Почему именно он? Из всех троих – почему именно он? Прим спокойно держит его за руку, и Пит тоже, кажется, чувствует себя вполне комфортно. Прим боится посторонних, а с ним…

- Хорошо, - отвечает Китнисс, рывком вставая из-за стола и зло дёргая зацепившийся за угол скамьи подол платья. – Пойдём.

Она ни в коей мере не чувствует себя преданной. Это просто вино. И Гейл не пришёл.


2.
Мама пришла к ним уже поздно ночью – Китнисс не слышала её, быстро уснув, но наутро она будит их в школу, и её постель расправлена, и на подушке лежит аккуратно сложенная ночная рубашка.

Китнисс ругает себя за то, что проспала – она собиралась встать пораньше и уйти в лес на охоту, как всегда. То, что они теперь живут не в Шлаке, ещё не значит, что им не нужно свежее мясо. И что Китнисс откажется от единственного занятия, которое доставляет ей радость. Она быстро одевается, завтракает – не на кухне, как она думала, а в столовой – и, пробормотав что-то на прощание, почти выбегает из дома. Здесь слишком много чужого, ей не хватает свободы, не хватает воздуха, чтобы переварить внезапно свалившееся на голову осознание – это правда. Всё, что было вчера, и неделю, и месяц назад, начиная с того дня, как мистер Мелларк постучался в их дверь – правда.

Теперь она каждый день будет просыпаться в этой кровати вместе с Прим, смотреть на густые кружевные занавески на окнах и на выкрашенные в светло-бежевый стены их комнаты, будет ступать босиком по прохладным доскам коридора и высокой лестницы, есть в столовой, а потом относить посуду на кухню, здороваться с четырьмя прежде чужими ей людьми, и, может, стоять за прилавком, продавая хлеб, булочки и пироги…

Нет, последнее точно нет, мотает головой Китнисс, стремительно шагая в сторону школы. Я останусь Китнисс Эвердин, Эвердин, я охотница, я дочь шахтёра, мне не место здесь, и никто и ничто не заставит меня изменить своё мнение.


Ей плохо удаётся сосредоточиться на уроках – раздражение от того, что она никак не может найти Гейла, растёт от часа к часу. Мадж, будто чувствуя её настроение, не пытается с ней заговорить – хотя, в отличие от многих дней до этого, говорить есть о чём – по свадьбу не знает разве что последний пьяница, днюющий и ночующий в Котле. Мэр на празднование не пришёл, но его жена передала подарок для мамы – отрез восхитительного нежно-золотистого бархата и того же цвета шёлковые ленты. Китнисс не знала, с чего такая щедрость, но, может быть, мэр очень любит лимонные пироги мистера Мелларка?

Гейл не появляется даже в столовой, и это начинает всерьёз беспокоить Китнисс. Он же не заболел, правда? Иначе Хейзел обязательно пришла бы к матери, все жители Шлака лечатся у неё. Но из школы-то ему обязательно придётся выйти, там она его и найдёт.

Едва звенит последний звонок, Китнисс закидывает сумку на плечо и быстро выходит из класса. И всё равно едва не опаздывает. Она нагоняет Гейла уже у школьных ворот, хватает его за плечо, зовёт, запыхавшись:

- Гейл! Гейл…

Он оборачивается как будто нехотя, и, ловя его тёмный взгляд, Китнисс кожей чувствует – всё отвратительно, ужасно не так, и в груди что-то дёргается, словно с диким, пробирающим насквозь звуком рвут скрипичную струну. Она продолжает говорить, надеясь, что ей просто показалось:

- Гейл, я искала тебя. В школе…

- Ты уверена, что меня искала, Китнисс? – с непонятной улыбкой переспрашивает Гейл. «Китнисс» из его уст звучит удивительно незнакомо.

- А кого ещё?

- Ну я даже не знаю. Ты больше не девчонка из Шлака, так ведь? Нечего тебе делать в лесу, ещё запачкаешь свои новые туфельки. А может, и друзья у тебя теперь тоже новые? Зачем водиться с сыном шахтёра, сама подумай…

Это несправедливо, так несправедливо, что у Китнисс перехватывает горло и холодеют щёки, и против воли начинает щипать в глазах. Гейл раньше тоже говорил злые слова, но только про Капитолий. Никогда ещё ей не доставалось его негодование. Никогда ещё пара предложений не причиняла ей столько боли.

Гейл, должно быть, что-то видит на её лице, потому что замолкает, но уже поздно. Его изображение расплывается, потом на мгновение становится невероятно чётким, и Китнисс смаргивает слёзы, чувствуя, как намокают ресницы. Вот чего ещё не хватало!

- Я проспала, Гейл, - говорит она сдавленным, чужим голосом. – Я просто проспала. Вчера я ждала, что ты придёшь. Но если теперь из-за того, что я живу на другой улице, я недостаточно хороша для тебя, то ты ненамного лучше… ненамного…

- Кискисс… - испуганно произносит Гейл, и это уже слишком, уже чересчур, и Китнисс резко отворачивается от него, готовая убежать в любую секунду. И тут же натыкается взглядом на Прим. Сестра медленно идёт по школьному двору, видимо, выискивая её. Подходит к Питу Мелларку, который непринуждённо болтает с Мадж, и спрашивает у них что-то. Мадж качает головой, а Пит машет рукой в их с Гейлом сторону, безошибочно указывая направление, хотя Китнисс не видела, чтобы он смотрел в их сторону. А потом Пит садится на корточки перед Прим и естественным, будто бы давно знакомым ему движением поправляет ей выбившийся сзади конец блузки. Говорит что-то с улыбкой, и Прим кивает, улыбаясь в ответ. Китнисс чувствует, что в глазах начинает жечь ещё сильнее, и срывается с места, не различая, что кричит ей в спину Гейл.

[Hunger Fest]

Продолжение

3.
Китнисс по-прежнему ходит в лес на охоту каждое утро; разница лишь в том, что теперь их с Гейлом место пустует. Она не возвращается туда.

Поначалу Китнисс выбирается из дома через окно: держась за водосток, спускается на холодный шифер крыши крыльца на заднем дворе и спрыгивает оттуда на землю. Она маленькая и лёгкая, двигается бесшумно, а предрассветный туман надёжно скрывает её от посторонних глаз. Но однажды после ужина, когда Китнисс убирает со стола, мистер Мелларк ловит её в пустой столовой и спрашивает:

- Ты всё ещё ходишь на охоту, так ведь, Китнисс?

Сердце испуганно трепыхается, но она упрямо сжимает губы и отвечает резко, почти с вызовом:

- Да.

Но мистер Мелларк только улыбается – Китнисс почти не видела, чтобы он улыбался, и он сразу становится чем-то похож на её отца. От уголков глаз разбегаются мелкие морщинки, и взгляд становится тёплым-тёплым – как ощущение свежего хлеба, который он печёт, в руках.

- Тогда ты можешь ходить на неё через парадную дверь. И, честно говоря, я успел соскучиться по твоим белкам.

Китнисс, осмелев, улыбается в ответ:

- Думаю, я могу добыть для вас и кое-кого покрупнее.

Мистер Мелларк протягивает ей руку:

- Договорились, - и Китнисс без колебаний её пожимает.


Вопреки опасениям Китнисс, никто не заставляет её заниматься делами пекарни. По-хорошему, она и не нужна там. У прилавка стоит мама или сам мистер Мелларк, его сыновья ворочают тяжеленные мешки с мукой, таскают горячие противни и управляются с той ужасной машиной, которая месит тесто. Вот Прим нравится там бывать – её маленькие ловкие пальчики плетут из теста красивые косички, сворачивают рогалики и крендельки, а ещё ей дают рисовать на больших плоских пирогах специальным стилусом, и после выпечки блестящая от яичного белка румяная корочка становится похожей на картинки древних барельефов из учебника истории.

Но самые лучшие украшения получаются у Пита. Китнисс и подумать не могла, что из масляного крема, фруктов и орехов можно создавать настоящие произведения искусства. Пит сосредоточенно склоняется над верхним коржом торта или миниатюрной корзиночкой с вишнёвым джемом, и через несколько минут по озеру из зеленоватого желе плывут белоснежные лебеди, и апельсиновые солнечные лучи кисло-сладкой стружкой ложатся на водную гладь. Когда он работает, то не замечает ничего вокруг, и его лицо как-то неуловимо меняется, становится спокойно-отрешённым, и едва заметно дрожат золотистые ресницы.

Они почти не общаются – ни в школе, ни дома. Китнисс всё ещё чувствует какую-то неловкость – оттого, что не поблагодарила его за хлеб тогда, два с половиной года назад, не поблагодарила на свадьбе, и с каждым днём сказать об этом кажется всё более трудным. Она даже не уверена, что Пит помнит тот день и помнит, что это была именно она. Он очень добрый, самый младший из Мелларков, может разговорить, кажется, даже ледяную статую, а Прим так и вовсе души в нём не чает. Он терпеливо объясняет ей, на какие кондитерские изделия идёт тот или иной вид теста, учит глазировать выпечку, выдавливать крем в виде розочек, лепестков и прочей красоты – Китнисс не вникает – и внимательно слушает всё, что она ему рассказывает.

Китнисс так не может. Ей то кажется, что Пит притворяется, то – что он слишком добрый, и почему-то оба варианта заставляют её злиться. Сначала на Пита, потом на себя. Она чувствует себя подозрительной, неблагодарной, трусихой – но её каждый раз останавливает мысль, что её благодарность Питу, может, и не нужна вовсе.


4.
Гейл приходит к ней в конце октября. Пекарня уже закрыта, за окном поздние сумерки, и поэтому Китнисс удивляется, когда слышит со второго этажа резкий звон колокольчика. Она откладывает в сторону учебник и задумчиво вертит в руках карандаш, пробуя остро заточенный грифель подушечками пальцев. Может, кому-то из Шлака нужна помощь, и они пришли к маме? Но полминуты спустя дверь в их с Прим комнату открывается, и мистер Мелларк кивает ей:

- Китнисс, твой друг-охотник.

Она вскидывает голову, пару секунд неверяще глядя на добродушное лицо пекаря, а потом скатывается с кровати и рыбкой проскальзывает к лестнице.
Гейл стоит на нижней ступеньке крыльца, такой высокий, такой взрослый, такой родной, и от нахлынувших чувств у Китнисс перехватывает дух – она только сейчас поняла, насколько соскучилась.

- Кискисс, прости меня. Я был неправ, - произносит он. – Я просто разозлился… и испугался, что мне больше некого будет учить ставить силки.

- Забудь, - отвечает Китнисс, чувствуя неудержимое желание улыбнуться. – Забудь. Я так скучала по тебе, - озвучивает она свою мысль.

- Я тоже, - Гейл улыбается, ясно и широко, и достаёт из-за пазухи газетный кулёк. – Это в знак примирения, примешь?

Там ежевика. Крупные, сочные, блестящие ягоды так и просятся в рот, Китнисс почти ощущает их вкус на языке. В конце октября?

- Где ты их нашёл? – ошарашено спрашивает она. Улыбка Гейла делается чуть смущённой:

- Я очень хорошо искал. Я покажу тебе в следующий раз, если хочешь.

- Завтра, - твёрдо отвечает Китнисс. Ведь теперь всё вернулось, всё стало как прежде? Гейл кивает:

- Завтра.

Они разговаривают ещё какое-то время, навёрстывая упущенные дни; Китнисс приглашает Гейла зайти, но он отказывается – его ждут дома, - и быстро прощается. Китнисс поднимается наверх, прижимая пахнущий лесом и влагой кулёк к груди, заходит на кухню и высыпает ягоды в большую глубокую тарелку. Мелларки наверняка не так уж часто лакомятся подобным, а уж ежевику-то даже летом на рынке можно найти крайне редко. К завтраку у них будет чудесный десерт.


С утра Китнисс возвращается домой слишком поздно – они с Гейлом задержались в лесу, и теперь она едва успевает забросить добычу и одеться к школе. Она тихонько заходит через заднюю дверь и инстинктивно замирает под лестницей, заслышав разговор – это Пит и Прим.

- Она успеет, - убеждает Пит девочку, и в это время со второго этажа грохочет весёлый голос его старшего брата:

- Надеюсь, это потому, что она подстрелила целого оленя и теперь торгуется с Рубой!

Прим улыбается, судя по голосу:

- Или нашла огромный куст ежевики! Она была такая вкусная, да, Пит?

- Боюсь, я встал слишком поздно, чтобы успеть её попробовать, - фыркает Пит. – Но выглядела она аппетитно.

- Но мне казалось… - бормочет Прим. Теперь Китнисс их видит – они стоят на другом конце коридора, и Пит помогает Прим надеть портфель, а потом вытаскивает застрявшую между лямкой и плечом косичку.

- Идём, - прерывает он её. – А не то опоздаем мы, а не Китнисс.

Китнисс вздрагивает, когда он произносит её имя – ей кажется, что она слышит его из уст Пита впервые. Да не может быть, чтобы ему не оставили ягод, наверное, это получилось случайно! По лестнице, перепрыгивая ступеньки, сбегают старшие сыновья мистера Мелларка, и Китнисс наконец спохватывается, что времени осталось действительно совсем немного.

[Hunger Fest]

Окончание

5.
Едва заканчиваются уроки, Китнисс бежит домой, даже не дожидаясь Прим, переодевается в охотничью одежду, на ходу застёгивая отцовскую куртку и подворачивая рукава, и задними дворами идёт к лесу. Ей немного стыдно – они с Гейлом только помирились, и она сразу же отправляется на вылазку одна, не предупредив его, но, с другой стороны, раньше такое уже бывало, да и не за дичью она собралась.

С утра Гейл показал ей, где нашёл ежевичные заросли, но, вправду говоря, показывать было уже нечего. Вчера он оборвал почти все ягоды, что нашёл, а птицы облюбовали этот кустарник уже давно. Китнисс хмурится, доставая из кармана картонный пакет, в который мистер Мелларк обычно раскладывает булочки, когда их покупают сразу несколько штук, и встаёт на корточки, приподнимая ближайшую к ней ветку. Она никогда не уходила из леса с пустыми руками, а сейчас тем более не уйдёт.


Возвращается она, когда ещё не стемнело. Погода испортилась, и с хмурых свинцово-серых небес накрапывает пока ещё мелкий дождик. Китнисс боится, что её станут расспрашивать о внезапной отлучке, но всё складывается более чем удачно – мистер Мелларк со старшими сыновьями отправился на рынок, забрать привезённую муку и основы для начинок, мама осталась в магазине за прилавком, Прим делает уроки в комнате. Пит, надо думать, тоже.

Китнисс осторожно стучится и толкает дверь. Пит быстро оборачивается и, увидев её, сразу же встаёт. Китнисс не даёт себе шанса передумать, отбрасывая так долго терзающие её сомнения, и делает шаг вперёд.

- Привет, - произносит Пит. – Я сказал миссис Эвердин и отцу, что ты ушла с Гейлом искать ещё ягод, чтобы она не волновалась, так что, пожалуйста, скажи им, что ты их не нашла, а то им, кажется, понравился подарок твоего друга.

Китнисс вспыхивает помимо воли, когда протягивает Питу потемневший от лесной влаги картонный пакет.

- Вообще-то, нашла, - хрипло говорит она, откашливается, прочищая горло, и продолжает уже громче. – Я случайно услышала, как ты говорил Прим, что не попробовал ягод, извини, я не подслушивала, просто так вышло. И я… ну, там по счастливой случайности осталась пара кустов, до которой не добрались звери и птицы, и… Возьми, пожалуйста.

- Китнисс… - очень тихо произносит Пит. Его пальцы смыкаются на пакете, совсем рядом с пальцами Китнисс, и она отчётливо ощущает жар его руки. Произнесённое им имя отдаётся гулким ударом сердца, и в ушах начинает шуметь кровь. Ты понимаешь, что это значит, хочется спросить, закричать ей, но горло будто схватил спазм – она не может вымолвить ни слова, только стоит и смотрит в голубые глаза: они светлого небесного оттенка у зрачка и темнее, сизо-серого, у самого края радужки. Ты понимаешь, что я помню тот хлеб, и даже если я никогда не смогу сделать для тебя ничего равноценного, сейчас я прошу прощение за моё молчание и недоверие, думает она, сейчас я говорю тебе…

- Спасибо, Китнисс, - продолжает он. – На ужин…

- Нет, - прерывает его она. – Это только тебе. Я нарвала их для тебя. Обещаешь?

- Обещаю, - кивает Пит, и в глазах у него Китнисс почему-то видит весну.


После ужина очередь Китнисс мыть посуду, и она относит тарелки на кухню, время от времени проверяя, нагрелась ли в висящем над раковиной баке вода. Мелкая морось к вечеру превратилась в настоящий ливень, который, судя по всему, не утихнет и к утру. Капли мерно барабанят по крыше, навевая сонное умиротворение. Пит неожиданно появляется на кухне, закрывает за собой дверь:

- Давай я. Я видел твои руки, они все в царапинах из-за ежевики, от соды станет только хуже.

- Пит… - она неуверенно качает головой, Пит обрывает её возражения:

- Эти ягоды ты собирала для меня, так что, я думаю, будет честно помочь тебе.

Она знает, что будет честно, но не может, всё ещё не может сказать про хлеб, а потому молча кивает.

Пит действительно великолепный рассказчик, Китнисс понимает теперь, почему он всегда в центре внимания своей компании, почему с ним так быстро подружилась Прим. Она не спеша вытирает тарелки, которые передаёт ей Пит, и не может не улыбаться, когда он в красках расписывает ей, как выглядело первое украшенное им пирожное, вспоминает, как старший брат учил его борьбе, забавно передразнивает манеры каждого из школьных учителей. Ей кажется, что она знала Пита с детства – с ним легко и очень интересно, несмотря на все её опасения – ведь, казалось бы, у них, кроме одного дистрикта, нет ничего общего. А ещё её долг. И его доброта. Когда-нибудь она скажет ему то, что сейчас боится. Может быть.

А пока они болтают почти до полуночи, вместе доедая принесённые из леса ягоды, и Китнисс фыркает, глядя на потемневшие от ежевики губы Пита. И думает о том, что обязательно отведёт его в лес.

И наутро они идут в школу вместе.

[Sokolla]

Автор, это чудесный, просто чудесный рассказа
Все такое настоящее, такое родное и близкое, герои как в книге, похожие самих на себя. Ни капли ООСа.
Атмосфера очень уютная, замечательные описания, детали, сюжет. Милый Пит, Прим, хорошая, мягкая Китнисс.
Ну просто мимимими, на самом деле

Автор. Автор, вы прекрасны.
Чудесный слог, чудесные герои, чудесное раскрытие заявки. Я завидую заказчику, честно.
Вы прекрасны.

[Abigail]

Ух ты! Какая атмосфера! Прочитала на одном дыхании! Хотелось бы узнать продолжение этой истории)

[Мантихор]

Тут громко.

АВТОР СПАСИБО СПАСИБО ТАКОЕ ВСЕ АААА Я НИЗНАЮ НО Я СЕЙЧАС ПЕРЕЧИТАЮ И ПОВЕРЮ В ЛЮБОВЬ И КОТИКОВ УРУРУРУ СПАСИБО

экспрессивно я, уж простите

[Гость]

Sokolla,
спасибо большое)).

Все такое настоящее, такое родное и близкое, герои как в книге, похожие самих на себя. Ни капли ООСа.

- о, спасибо, как раз за ООС я немного боялась).

Атмосфера очень уютная, замечательные описания, детали, сюжет

- а детали - это моя любовь легко могу увлечься)).

justinia_rei,
спасибо за комплимент и за отзыв))).

Abigail,

Хотелось бы узнать продолжение этой истории)

- учитывая, кстати, как много того, что я хотела описать, так и не вошло в миник, что в итоге выходят очень интересные изменение относительно хотя бы первой книги - да, возможно, продолжение и будет, но вряд ли скоро)).

Мантихор,
ооооооо, спасибо-спасибо-спасибо, я люблю отзывы капслоком!! Я вообще очень люблю язык капслока, потому как БОЖЕБОЖЕБОЖЕ, В ИНТЕРНЕТЕ ПОЧЕМУ-ТО НЕЛЬЗЯ КРИЧАТЬ И ВИЗЖАТЬ!!!! а, бывет, очень хочется)).

[Мантихор]

Автор, а будь, штоле, котиком, откройся мне в умыл. Ну пожааалуйста. Я тебя капсом поблагодарю

[Sokolla]

откройся мне в умыл.

и мне

[Abigail]

И мне тоже, пожалуйста!

[Ricka]

Запоздалый заказчик пришел. Ну, автор, это действительно написано просто мастерски, читается замечательно. Ваш стиль меня поразил своей точностью и красотой. Это, правда, отлично. Воплощение — тут невольно веришь каждому слову, и все поступки и мысли Китнисс практически идеально расписаны. Не скажу, что это совсем соответствует книгам, но ведь в этом суть — главное заставить читателя поверить. Я верю в такую Китнисс.
Когда читала отбросила текст заявки и просто получала удовольствие. Кроме момента с нервным Гейлом А-ха-ха, простите, заказчик очень трепетно относится к персонажу Словом, да, отлично, спасибо огромное. Я не ожидала такого хорошего исполнения.
Однако есть у меня и тапочки по поводу самой заявки. Ааа, ну почему нет пейринга? Я так хотела бы в этом замечательном тексте увидеть больше именно Пит/Китнисс, а получился больше джен. И как-то Гейла едва ли не больше Пита.
В целом текст очень милый. На мой вкус, одно из лучших исполнений здесь, если вообще не лучшее.
Откроетесь?

[Мантихор]

Ricka,

Ааа, ну почему нет пейринга? Я так хотела бы в этом замечательном тексте увидеть больше именно Пит/Китнисс, а получился больше джен.

Предлагаю допинать автора до макси!

[13sadfarewells]

Ricka,
спасибо большое, автор очень рад, что заказчику понравилось).

Кроме момента с нервным Гейлом А-ха-ха, простите, заказчик очень трепетно относится к персонажу

- о, я знаю, что зафейлила Гейла)). Просто наверное это один из тех персонажей, которые у меня не получаются ну вот хоть убей). И главное, знала бы, в чём дело, ведь и люблю же его, и в каноне его не так уж и мало, а всё равно...

Однако есть у меня и тапочки по поводу самой заявки. Ааа, ну почему нет пейринга? Я так хотела бы в этом замечательном тексте увидеть больше именно Пит/Китнисс, а получился больше джен

- ну, они ещё маленькие, им 14, они только-только притираются друг ко другу, я подумала, было бы безобоснуйно бросать их в страстные объятия друг друга так скоро Я на самом деле писала эпилог в минику, уже собственно с Пит/Китнисс, но он сначала был каким-то скомканным, потом из эпилога в три с хвостиком абзаца стал разрастаться во что-то совсем огромное, и я решила его убрать).

Мантихор,

Предлагаю допинать автора до макси!

- Это красное дерево!! заговор!)) С моим внутренним шиппером, потому что я не использовала столько шипперских моментов, которые хотела использовать...)

[Ricka]

из эпилога в три с хвостиком абзаца стал разрастаться во что-то совсем огромное, и я решила его убрать

а-ха-ха, да вы нас просто вынуждаете просить это «что-то огромное» Я так люблю аушки, ставящие Китнисс и Пита в неловкое положение, по-моему, он со своим «десять лет подойти не мог» и она с «мой мальчик с хлебом, но буду обходить тебя стороной, потому что я бука» просто созданы для неловких ситуаций. Их так и хочется столкнуть и посмотреть, как они будут выкручиваться)

[Abigail]

Marretjen, ятоже присоединяюсь к просителям и умоляю выложить макси!
Ricka,

Я так люблю аушки, ставящие Китнисс и Пита в неловкое положение, по-моему, он со своим «десять лет подойти не мог» и она с «мой мальчик с хлебом, но буду обходить тебя стороной, потому что я бука» просто созданы для неловких ситуаций.

Я смотрю, у нас одинаковые кинки)

[О-ля-ля]

+1 к выкладыванию продолжения
отличная история получилась, Ricka, вы молодец!

[Ricka]

О-ля-ля, молодец не я, а Marretjen)
Abigail, ура, я не одинока))

[О-ля-ля]

извиняюсь Marretjen, вы - чудесный автор!

[13sadfarewells]

Ricka, Abigail,

Я так люблю аушки, ставящие Китнисс и Пита в неловкое положение, по-моему, он со своим «десять лет подойти не мог» и она с «мой мальчик с хлебом, но буду обходить тебя стороной, потому что я бука» просто созданы для неловких ситуаций. Их так и хочется столкнуть и посмотреть, как они будут выкручиваться)

- дааа, это кинк)).
В общем, я обещаю посидеть над этим псевдоэпилогом и превратить его во что-нибудь приличное). Макси, конечно, не обещаю, а там как получится)).

О-ля-ля,
спасибо).

[Abigail]

В общем, я обещаю посидеть над этим псевдоэпилогом и превратить его во что-нибудь приличное). Макси, конечно, не обещаю, а там как получится)).

Ура!!!

Marretjen, я тут, собственно, поддерживаю людей с макси. Оно того стоит, правда *____________*

[Amikla]

Какой чудесный фик!!! и как же хочеться продолжения этому чуду!!!

[13sadfarewells]

Около полугода назад я обещала что-то сделать с эпилогом к этому исполнению. Я всё-таки это "что-то" сделала)).

Эпилог. Начало.

Эпилог.

Китнисс встает с первыми лучами солнца, и ей кажется, что этой ночью она и не спала вовсе. Она замирает у двери в комнату Пита и его братьев на минуту, напряжённо прислушивается: хотя они давно всё решили, ей хочется найти повод увидеть его прямо сейчас.

Но за дверью тихо - ни стука, ни скрипа, ни шороха одежды - и Китнисс уверена, что даже если она оглянется на дом перед уходом, то не увидит его в окне. Невыносимо честный Пит Мелларк. Можно положиться как на саму себя. Да что там, Пит даже надёжнее.

Она бесшумно сбегает по лестнице, на ходу надевает отцовскую куртку, осторожно прикрывает заднюю дверь и бежит к Луговине и лесу. Конечно, не оглядываясь.

Шлак совсем не изменился с тех пор, как Эвердины уехали оттуда, и дом остался стоять пустым - да кому его занимать? - но Китнисс, как обычно, рассматривает главную улицу со смутным беспокойством: ей кажется, что без них здесь обязательно что-то случится, что Шлаку она всегда будет должна. Возможно, так оно и есть, по крайней мере, про долг точно, но она хотя бы знает, кому может его отдать. Китнисс привычно перелезает через колючую проволоку забора, заглядывает в свой тайник, чтобы забрать лук и стрелы, и сразу спешит к их с Гейлом месту. И охота, и силки могут подождать.

С Гейлом у неё всё не так, как раньше, конечно, но и не плохо. Китнисс не особо сильна в психологии, но одно она уяснила точно - если при Гейле не говорить о Мелларках, а при Пите - об их с Гейлом отношениях, жить станет легче всем. Поэтому Пит никогда не был там, куда Китнисс сейчас идёт.

- Ты рано сегодня, Кискисс, - говорит Гейл вместо приветствия и приглашающе хлопает ладонью по камню рядом с собой. Китнисс пожимает плечами и молча садится, ей не хочется отмечать очевидное - Хоторн проснулся ещё раньше неё. А может, тоже не спал.

Она достаёт из сумки хлеб, разламывает его пополам:

- Сегодня - особое лакомство. Прим вчера лично испекла.

Гейл улыбается, принимая из её рук половину буханки:

- Когда же я попробую твоё творение, а, Кискисс?

Китнисс фыркает в ответ на это поддразнивание, прячет румянец за упавшей чёлкой:

- О, тебе лучше не знать!


Настоящая, белая пшеничная мука - это что-то совершенно невыносимое. Она разлетается от малейшего движения воздуха, оседает пыльцой на столах, посуде, шкафчиках, на одежде, руках и волосах и очень, очень плохо стряхивается.

Но ещё хуже - тесто. О, Китнисс даже передать не может, насколько хуже! Как из него вообще возможно хоть что-то вылепить? Оно пристаёт к ладоням и растягивается перепонками между пальцами, и никак не хочет прилипнуть, ну, к примеру, к доске. скалке или жестяной миске.

Китнисс раздражённо сдувает упавшие на глаза волосы и более-менее чистым пальцем пытается наклонить пакет с мукой. Тот неожиданно легко качается, и Пит ловит его у самого края стола, всё же обсыпав себе мукой рубашку и фартук, смотрит в растерянно-гневное лицо Китнисс и смеётся.

Пит вообще-то часто улыбается, но редко смеётся - может, даже реже Китнисс, поэтому гнев Китнисс проваливается куда-то вместе с растерянностью, оставляя после себя чувство, от которого сжимается что-то в районе желудка и солнечного сплетения.

Она встряхивает головой, ещё раз убирая чёлку с глаз, и спрашивает:

- Ну что, эксперимент окончен? Даже если собрать всё то, - она кивает на свои руки и доску, - что должно бы быть тестом, печь вряд ли исправит положение.

- Никогда не сдавайся, Китнисс, - мягко улыбается Пит, отряхивает руки от муки, обходит её и легонько дергает за конец ленты, стягивающей волосы в быстрый хвост на затылке. Китнисс чувствует, как невольно напрягаются плечи, когда он собирает хвост заново, не забыв так мешавшую Китнисс прядь, - как будто она чувствует его прямой спиной, сведёнными лопатками, загривком, каждой клеточкой тела, как будто она - дикий зверь, а он - охотник, неожиданно пришедший в лес безоружным.

А Пит просто отходит обратно к столу, критически осматривает пекарское поле боя Китнисс и замечает:

- Ну, ещё не всё потеряно...

Потом они вдвоём убираются на кухне, кисло пахнет замоченная в воде посуда с остатками теста, Китнисс зажмуривается и наотрез отказывается идти доставать её творение из печи, и Пит самолично вытаскивает съёжившийся хлеб из формы и мужественно пробует его с того краю, что выглядит поприличней. Китнисс смотрит с минуту на его сосредоточненно-нейтральное лицо и мерно двигающиеся челюсти, кусает губу, давясь смешком.

И они идут кормить свиней.


Сегодня не клеится ни охота, ни разговор. У Гейла в силках оказывается с полдюжины кроликов, Китнисс подстреливает откровенно тощую куропатку - "Надо обладать необыкновенной меткостью, чтобы умудриться хотя бы попасть в неё, Кискисс. И необыкновенным отсутствием жалости, хочу добавить!" - но на этом везение заканчивается.

- Пойдёшь в Котёл? - Гейл с сомнением смотрит на несчастную птицу.

- Ну не к миротворцам же с этим идти, - и не домой, не до этого сейчас. Китнисс лень идти в Котёл ради такой малости, но её и правда никуда больше не денешь. Гейл, наверное, чувствует её сомнения, потому что, вздохнув, предлагает:

- Давай уж, вместе с кроликами продам. И передавай Прим спасибо за хлеб.

Китнисс кивает:

- Обязательно. Встретимся на площади. - Она собирается с силами, выдавливает из себя улыбку: - И пусть удача...

Гейл ободряюще улыбается ей в ответ, делая вид, что не заметил запинки:

- ...всегда будет на нашей стороне!

Пожалуйста, думает Китнисс, пожалуйста. То ли от беспокойства, то ли от дурного предчувствия сжимается сердце. Это его последний год. Пусть удача правда будет на его стороне.

* * *

Она возвращается как раз вовремя - вода нагрета, их с Прим очередь мыться. У Прим тонкие, мягкие волосы - как у мамы, Китнисс промывает их отваром ромашки, пока Прим сидит в деревянной бадье и до красноты натирает нежную кожу мочалкой, потом выжимает, собирая в жгут, и наконец говорит:

- Всё будет хорошо, Прим. С нами со всеми всё будет хорошо.

Ещё у Прим мамины голубые глаза - не такие яркие, как у Пита, бледнее, светлее, как цветы незабудки, выросшие в густой тени леса. Она смотрит спокойно и серьёзно, кивает, и Китнисс спохватывается:

- Да, кстати, Гейл в восторге от твоего хлеба. Просил поблагодарить тебя.

Прим наконец улыбается, заворачиваясь в полотенце, спрашивает:

- Тебе помочь?

- Нет, я быстро. Беги одевайся, - она быстрым движением, слишком похожим на объятие, касается плеч Прим и подталкивает её к выходу. Столько горячей воды - большая роскошь даже для семьи пекаря, и всё ради того, чтобы на Жатве они выглядели... Китнисс сжимает зубы, раздражаясь против воли. Она не будет думать о том, что делает это ради экранов Капитолия, ради пристойной картинки на экранах. Она вообще не будет думать больше о Жатве до полудня.

Её волосы длиннее и тяжелее, чем у Прим, и сохнут гораздо дольше. Китнисс долго, тщательно вытирает их, пока полотенце не становится мокрым насквозь, а потом заплетает в тугую косу. В их с Прим комнате её ждёт праздничное платье - красивое, из дорогой тонкой ткани, ещё мамино, и новая золотисто-коричневая лента для волос. Китнисс улыбается, пропуская между пальцев прохладный гладкий шёлк, и вспоминает, как хитро щурилась всю последнюю неделю Мадж и шепталась о чём-то с Питом. "Неужели она догадалась?"

* * *

[13sadfarewells]

Эпилог. Окончание.

* * *

Она уже одета и расчёсана, мама занимается Прим, и Китнисс молча выскальзывает из комнаты, спускается вниз, выходит во двор и останавливается у крыльца. Сердце стучит где-то в горле, когда она бросает взгляд на старый дуб, и тут же разочарованно и одновременно облегчённо проваливается куда-то в живот. Пита ещё нет.

Китнисс подходит к дереву, касается рукой жёсткой коры сначала осторожно, потом с силой вдавливает в неё ладонь, не заметив, когда успела закрыть глаза. И вздрагивает, услышав за спиной знакомые шаги:

- Тебе идёт это платье.


Весеннее солнце такое невероятно тёплое, такое невероятно яркое, его так много, что Китнисс кажется, будто им можно напитаться, наполниться до краёв, отогреваясь за долгую зиму и холодный, ветренный, изменчивый март.

Китнисс стоит босиком, травинки приятно щекочут ей кожу, и, несмотря на то, что земля ещё холодная, ей так хорошо, как не было уже давно. И ей так жарко...

Пит целует её так осторожно, будто эти тягучие секунды - хрустальные, будто он хочет сохранить их заполненными своей нежностью и солнечным светом - и жаром Китнисс, - как сохраняются застывшие в глубине янтаря насекомые, как песчинки надёжно заперты в песочных часах и вынуждены раз за разом проходить один и тот же путь. Раз за разом... Китнисс не против.

Её волосы цепляются за кору, выбиваясь из косы, неприятно тянут, но она не обращает на это внимания, почти не чувствует, когда выдыхает шумно и резко, цепляясь за плечи Пита, привставая на цыпочки в инстинктивной попытке потянуться за его губами - и Пит, едва заметно улыбнувшись, целует её в шею, рядом с ямочкой между ключицами, и потом выше, но так медленно, медленно! - и Китнисс сама начинает новый поцелуй, не утерпев, и хватка Пита на её талии просто железная, и от всего этого сладко тянет внизу живота и поджимаются пальцы ног, и кожа будто горит под любым прикосновением, и хочется ещё - сейчас же, больше! - и одновременно чтобы не было ни больше, ни меньше, чтобы это просто никогда не заканчивалось.

А потом Пит, конечно же, замечает, что она босиком, а на дворе апрель.


Китнисс оборачивается и ловит взгляд Пита - тот странный, непонятный взгляд, который она так и не научилась читать. Она передёргивает плечами, не отвечая на комплимент, и он улыбается и шагает к ней навстречу:

- И эта причёска.

Он касается заплетённых вокруг головы ещё влажных, тяжёлых кос, опускает ладонь ей на шею, а другой держит её за плечо - и он делает это всё так осторожно, так невесомо, будто то, что происходит между ними, в любую секунду может рассыпаться в пыль. Иногда Китнисс раздражает это, иногда пугает. Иногда она чувствует то же самое.

- Мы скажем им, да? - приглушённо спрашивает Китнисс, утыкаясь носом Питу в ворот рубашки. В объятьях Пита тепло - почти также, как на солнце. Китнисс любит это ощущение: она никогда не хотела, чтобы её защищали, никогда не нуждалась в защите, и Пит не делает этого - рядом с ним просто становится хорошо.

- Да. После Жатвы, - подтверждает Пит спокойно. Китнисс сама назначила дату - она, естественно, не думает, что Гейла могут выбрать, но если вдруг... если вдруг, то пусть лучше не знает. А если его не выберут сегодня, то не выберут уже никогда. И с этим Китнисс как-нибудь разберётся. Пит ничего не говорит о причинах выбранного ей дня, хотя, конечно, всё понимает, он вообще никогда ничего не говорит о Гейле, но Китнисс всё равно чувствует себя так, будто предаёт их обоих.

Хлопает парадная дверь, и Китнисс испуганно вздрагивает, вжимаясь спиной в ствол дерева, и Пит сразу же отпускает её, отодвигаясь на безопасное расстояние.

- Пора идти, - говорит он. Ещё раз улыбается, хотя Китнисс может поклясться, что ему совсем не весело. - Ну что, пусть...

Она не даёт ему договорить, яростно зажимает его рот ладонью, смотрит на него, сверкая глазами - из его уст слышать это напутствие почему-то ещё страшней.

- Не говори этого! - шипит она, ещё раз дёргается, услышав, как мистер Мелларк зовёт её и Пита, и, решаясь, будто в ледяную воду прыгая, убирает ладонь и целует Пита в губы - коротко, нервно, горячо: - Пусть будет на удачу.

И убегает к Прим, споткнувшись о неровные доски крыльца.


Площадь полна народа, Китнисс стоит среди своих ровесников и не смотрит ни назад, ни в сторону, отчаянно желая оказаться сейчас рядом с сестрой. Она помнит свою первую Жатву - и четыре бумажки с её именем в стеклянном шаре. Прим вписана только один раз, шанс минимален, но он всё равно не отменяет того, что ты стоишь среди сотен таких же испуганных детей и, сжимая кулаки и зажмуриваясь, молишь небо об одном: "Пусть это буду не я". И от того, что тебе всего двенадцать, ещё страшнее.

Неунывающая Эффи Бряк стучит острыми каблучками по деревянному помосту в гробовой тишине, и, кажется, она здесь единственная, кого этот звук не смущает. Она картинно зарывается рукой глубоко в карточки, вытаскивает одну, разворачивает пальчиками с длинными ногтями совершенно дикого оттенка, и громко произносит:

- Примроуз Эвердин!

Китнисс не может даже выдохнуть, даже разомкнуть задеревеневшие губы. Каким-то инстинктивным, неосознанным движением - может, услышав что-то - она поворачивает голову и натыкается на взгляд Пита и видит в нём ужас прежде, чем понимает, чем он вызван, прежде, чем она отмирает и начинает связно мыслить. Прежде, чем она, расталкивая толпу, хватает Прим за руку у ступеней и кричит, надеясь, что голос не сорвётся:

- Стойте! Я доброволец!

Как он мог знать раньше неё, как он мог придумать это раньше неё, спрашивает у себя Китнисс, стоя на помосте и ожидая, пока унесут рухнувшего Хеймитча. Она не хочет смотреть на Гейла и Прим в его руках, не хочет видеть ни её слёз, ни его застывшего, серьёзного лица, поэтому она поднимает взгляд на экраны, где сейчас показывают её и семенящую к следующему шару Эффи. Это странно - смотреть на себя со стороны. Просто первый трибут Двенадцатого дистрикта, и всё.

Крупным планом показывают лицо Эффи, её руки, когда она разворачивает бумажку и читает написанное на ней имя. Что-то словно дёргается у Китнисс перед глазами, на несколько мгновений закладывает уши, и она как сквозь вату слышит крик матери и сдержанное гудение толпы. Китнисс дышит сквозь зубы, вдох и выдох, не закрывай глаза, не падай, не плачь, не криви губы, разожми кулаки, посмотри, ты снова на экране. Привыкай.

Пит поднимается к ней, и его глаза совсем не голубые, они чёрные, и Китнисс страшно. Она хватается за его ладонь жестом, совсем не похожим на рукопожатие, но ей всё равно. Они стоят, взявшись за руки, пока играет гимн, и Китнисс впервые за всю свою жизнь хочется, чтобы церемония Жатвы не заканчивалась как можно дольше.

И впервые за всю свою жизнь она не знает, что ей делать дальше.


- А потом, когда мы скажем, что дальше? - Пит сидит на старых деревянных ящиках, ожидая, пока вернутся отец с братьями с новой партией муки. Китнисс вертит в руках истекающую соком липовую веточку, вглядываясь в густые весенние сумерки:

- А потом мы убежим от них в лес. Я покажу тебе... одно место. Озеро.

- Озеро? - Пит оборачивается, смотрит на неё, немного запрокинув голову, Китнисс хочется потянуть руку и пригладить торчащую на макушке прядь, но она методично обрывает сладко пахнущие светло-зелёные листочки:

- Да. Отец водил меня туда. Учил плавать. Там красиво, и сейчас, наверное, цветут кувшинки. Тебе понравится.

- Не сомневаюсь. Может, меня тоже плавать научишь?

Китнисс улыбается, представляя себе мокрого Пита, с потемневшими волосами и блестящими в солнечных лучах капельками воды на коже. Как они долго-долго будут лежать на траве и смотреть в небо, лакомиться земляникой и малиной, и Китнисс сплетёт венок из лесных цветов и принесёт его Прим, и лето будет таким долгим и таким счастливым...

- У тебя просто нет выбора, - сдерживая улыбку, отвечает она.

[Amikla]

Marretjen, эпилог просто разбил мне сердце...спасибо за эти эмоции!!!!!!!!!!!!!

[Ricka]

Автор, вы разрываете мне сердце.
Мне очень понравилось. Трогательно, нежно, красиво, хочется уже поверить в счастье для героев, но концовка разрушает всю это чарующее спокойствие. Жестокий мир Панема.
Спасибо большое. Ещё раз за начало, и теперь за конец. У вас получила потрясающая работа!

[13sadfarewells]

Amikla,
пожалуйста)). я сама себе разбила сердце, но я утешаю себя тем, что Китнисс и в этой реальности со всем справится)).

Ricka,
спасибо за отзыв)).
Очень надеюсь, что я эпилогом не испортила впечатление от первоначального исполнения

Жестокий мир Панема

- да, и ведь даже Китнисс почти позволяет себе в это поверить, а от неё такого добиться сложно))).

о бог мой!
я разрыдалась на эпилоге
вы молодец, сумели написать такую очаровательную и трогательную историю так, что в нее вериться - легко и просто
браво!

[седьмая дочь]

Великолепное исполнение! Я особенно жадный читатель, который смакует каждую буковку полюбившегося текста и не хочет, чтобы он заканчивался, и ваше исполнение, наверное, буду перечитывать и перечитывать, пока тошно не станет (а это вряд ли!), потому что оно бесподобно.
Очень люблю домашние АУшки в 12том дистрикте, и эта заявка сразу зацепила, а исполнение не оставило равнодушной. Спасибо огромное за вашу работу!